Уругуру

С тех пор прошло чуть меньше двух десятилетий, изменивших до неузнаваемости жизнь как моей страны, так и мою собственную. Я получил несколько высших образований, накупил движимого и недвижимого имущества, защитил диссертацию по языкознанию и сделал карьеру добропорядочного топ-менеджера крупной российской корпорации. Теперь путешествия по миру стали для меня всего лишь видом отдыха, и сердце уже давно перестало взволнованно биться, как раньше, когда я оказывался один на улице незнакомого города.

У меня теперь было целых два загранпаспорта, с удивительной скоростью заполнявшихся визами и штампами, а проблемы догонов оставались нерешенными, хотя уже по другой причине – из-за отсутствия у меня времени на «дальнейшие исследования» их тайн. Я даже почти забыл о них; всего-то и осталось у меня что память о каких-то мистических ритуалах жителей скал и запрятанный где-то в глубинах письменного стола рисунок деревянной маски, скопированный нетвердой детской рукой и потому еще более устрашающий, чем оригинал.

Статуэтка действительно выглядела необычно. На узкой дощечке длиной сантиметров тридцать, будто специально выстроившись в шеренгу, застыли одинаковые фигурки восьми странных существ. Не то люди, не то животные, они были вырезаны из темного дерева в неестественных позах – на полусогнутых ногах и с поднятыми вверх длинными руками. С первого взгляда непонятно было, сидят эти существа или стоят. И хотя все физические атрибуты человека у каждого из них вроде бы присутствовали, в чертах лица и строении тела было что-то и впрямь нечеловеческое, отталкивающее и одновременно притягательное.

– А что она означает? – поинтересовался я у марокканца, не особенно надеясь на вменяемый ответ.

В Марокко, как и во всем арабском Магрибе, принято довольно пренебрежительно относиться к тропической Африке и ее обитателям. Берберы, мавры, туареги – представители белой, европейской расы Северной Африки – уже много столетий смотрят свысока на своих чернокожих соседей, которых они еще сто лет назад запросто обменивали на каменную соль – по два пласта соли за одного черного раба, по одному за рабыню.

– Да кто их разберет, – пожал плечами торговец. – Боги, видимо, какие-то. У них там у всех свои боги.

– Это не боги, – раздался голос у меня за спиной, и я обернулся: позади меня стоял высокий итальянец.

– Здравствуйте, – едва заметно поклонился он и добавил: – Это теллемы.

Трудно было представить себе, глядя на него, более очевидную демонстрацию всех фенотипических черт, присущих жителям Италии. Черные курчавые волосы отросли сверх всякой меры и были убраны сзади в хвост, глубоко посаженные черные глаза, крючковатый нос, лиловая небритость щек и, главное, характерный акцент, с которым этот человек изъяснялся по-французски.