|
Если это осознавание достигнуто при помощи религии, философии или мистицизма, человек прикасается к тайне жизни и приобретает великую силу без всяких магических ритуалов. Этот урок нетрудно воспринять интеллектуально, эту истину можно проглотить как еду, моментально, но этого мало. Чтобы усвоить эту пищу, может не хватить всей жизни, потому что к истине примешиваются факты, а когда истина становится фактом, она теряет свою значимость. Поглощенные миром разнообразия, мы приобрели склонность забывать истину, потому что оказались погруженными в обстоятельства. Поэтому люди, посвящающие много времени медитации, стараются размышлять о единстве бытия и созерцать основную истину бытия. Это все равно что заводить часы: тратишь на это лишь одну минуту, а часы потом идут весь день. Так и в медитации: приходит некая мысль, и во всем, что человек делает и говорит, он использует ту же самую истину. Как много вреда приносит непонимание этой истины! Все бедствия: войны, наводнения, землетрясения, голод и другие ужасные несчастья, которые человек не в состоянии контролировать, – проистекают из нарушения жизнедеятельности тела вселенной; когда кровь нездорова, все идет плохо, и хотя подчас может показаться, будто то, что для одних губительно, для других – полезно, но на продолжительном отрезке времени видно, что страдают все части целого. Последствия ощущаются всем миром в форме боли, напряжения и всевозможных страданий. Если отвлечься от мира иллюзий, взглянуть вверх и попросить Бога поведать тайну и таинство Его творения, то услышишь в ответ, что каждая вещь и каждое существо помещены на свое место и заняты исполнением своей части работы, которая должна быть выполнена природой в целом. Жизнь – это симфония, а деятельность каждого существа – это исполнение собственной партии в этой симфонии. Во время войны множество людей были призваны в армию и независимо от профессии, квалификации и моральных норм каждого направлены туда, где они были нужны более всего; это объяснялось тем, что в первую очередь надо было прислушиваться к "голосу необходимости". Если что и может подарить умиротворение мыслителю, то как раз осознание этой идеи. Мысль, что страдание является следствием грехов прошлой жизни, может принести облегчение вопрошающему и рассуждающему уму и на мгновение удержать его от восстания, но разве может оно утишить боль, которую несчастье вызывает в сердце? Разве такой ум когда-либо простит Бога, осудившего его с такой жестокостью? Он может признать свои прошлые грехи, но разве сумеет он когда-либо поверить в Бога как Бога любви и сострадания, Бога милосердия и прощения? — 83 —
|