При Клименте двенадцатом Ламбертини счел необходимым подготовиться к выдвижению своей кандидатуры и круто изменил образ жизни. Не отказываясь от галантных похождений, он стал всячески избегать шума, окутал свои приключения тайной, больше не показывался в веселом обществе старых друзей. Казалось, он укротил свой неугомонный нрав. На самом же деле все оставалось по-прежнему, соблюдались только внешние приличия. Церковные сановники благоволят даже к самым распутным подчиненным, если те умеют скрывать свои грешки. Огласка скандала – вот грех, который карается со всей строгостью. Тактика Ламбертини, конечно, не могла обмануть кардиналов, имевших большой опыт в делах подобного рода. А если бы ему и удалось ввести их в заблуждение, то это вовсе не увеличило бы его шансов на успех. Коллегия кардиналов и не стремилась ставить во главе церкви человека сурового: ведь он неминуемо обрушился бы на нравы высшего духовенства. Через несколько месяцев, видя, что кардиналы утомлены нескончаемыми дебатами, Ламбертини обратился к ним с речью, которую закончил следующими словами: «Если вы желаете иметь первосвященником святого – возьмите Готти, если хотите ловкого политика – выбирайте Альдобрандини, если же предпочитаете хорошего человека – берите меня». Кардиналы рассмеялись и проголосовали за шутника, провозгласив его папой под именем Бенедикта четырнадцатого. В первые годы своего понтификата он проявил себя весьма терпимым в вопросах религии. Это было вполне естественно: ведь он считал, что догмы католицизма абсурдны и вера в них заставляет краснеть всякого разумного и образованного человека. Однако его либерализма и мудрости хватило ненадолго, и он вскоре стал послушным орудием иезуитов. Один из главных членов фанатического сообщества, парижский архиепископ Кристоф де Бомон, решил во что бы то ни стало, идя по стопам знаменитого святого Доминика, прославить свое имя грандиозным уничтожением иноверцев. Его не устраивало истребление нескольких еретиков: он мечтал о колоссальных избиениях, о бесчисленных кострах, о реках крови. Сговорившись с несколькими самыми влиятельными коллегами, Бомон задумал восстановить во Франции трибуналы инквизиции. Но он был слишком осторожен, чтобы действовать поспешно, поэтому ограничился пока представлением папе нового закона, направленного против янсенистов, мотивируя это тем, что успехи секты требуют применения более строгих мер. Бенедикт четырнадцатый одобрил предложения архиепископа, но парламент отказался санкционировать репрессии, которых требовал жестокий прелат. Тогда иезуиты обвинили членов парламента в том, что они потворствуют ереси. Людовик пятнадцатый, занятый больше своими любовницами, чем делами государства, не пресек вовремя разгоравшийся конфликт. Кристоф де Бомон, увидев, что король бездействует, приободрился и начал преследовать и другие секты. — 335 —
|