|
На следующий день после посещения султана Мухаммада я отправился во дворец покойного Низама ал-Мулка. Его сын – великий визирь – был очень занят государственными делами, но все же уделил мне полчаса, угостив хорошим кофе, равный которому мне не приходилось пить в кофейнях Мекки и Багдада. Мне понравилось, что Муайид перенял от своего отца пристрастие к этому напитку. Я попросил разрешения визиря поработать в его библиотеке и отправился туда по знакомым мне коридорам. Я без труда обнаружил там «Книгу спасения» великого Абу Али, мир ему, но библиотекарь без разрешения визиря ни за что не хотел отдавать ее мне в Мерв для переписки. Я не осмелился еще раз побеспокоить визиря по такому пустяку и решил, внимательно прочитав ее, продиктовать текст писцу по возвращении в Мерв. Обычно для полного запоминания книги мне бывало достаточно трех ее прочтений, но сейчас я решил прочитать ее раз шесть, чтобы затем точнее воспроизвести ее во всех деталях. Я засиделся в библиотеке до позднего вечера, и это не было мне в тягость: я как бы провел время в долгой беседе с Учителем, и наслаждение от этого превышало усталость. На сей раз я не зависел от чужих караванов, поскольку со мной был отряд сопровождения, готовый в любой момент двинуться в путь по первому моему слову, но я решил провести в Исфахане еще сутки, устроив себе день безделья. Этот день для меня памятен. Я побродил по знакомым мне местам, где мы пировали с друзьями, вспомнил уже покинувшего этот мир ал-Васити и его заветное правило, которому он был верен всю жизнь. Он говорил: «Если ты достиг чего-то благодаря ошибочным мнениям, то это не должно побуждать тебя к повторению ошибки, поскольку благополучный исход ошибки – редкость». Зашел я и в покинутый дворец Малик-шаха. Когда я говорю слово «покинутый», я не имею в виду то, что он пуст и брошен на произвол судьбы, превращаясь в руины. Во дворце Малик-шаха сохранилась челядь, в обязанности которой входило содержать в порядке все дворцовые строения, но отсутствие властного хозяина поощряло нерадивость слуг. В одной из греческих религиозных книг я прочитал слова «мерзость запустения», и они мне запомнились. Теперь я убедился воочию, как мерзость запустения обволакивает места, где еще совсем недавно кипела жизнь. Безлюдье привлекало птиц, и они были здесь повсюду, заполняя мир своим щебетом и писком, а одна из них почему-то жалобно и громко кричала, и в ее крике мне слышался вопрос: «Куда? Куда? Куда?» Куда ушел этот былой блеск и куда исчезла моя Туркан, я ответить не мог. — 81 —
|