|
Я рухнула на пол и едва не задохнулась, когда его руки сомкнулись на моем горле. Я едва расслышала, как вскрикнула мать: – Пэдди, остановись, ты же убьешь ее! Я пыталась вырваться, разжать его пальцы, слышала свое хриплое дыхание, а мои ноги беспомощно били воздух. Снова раздался его рев: – Будешь делать то, что я сказал! До меня доносились звуки маминой мольбы, и наконец его хватка ослабла. Я приподнялась, ошарашенная, оглушенная. – Убери ее с глаз моих долой, – крикнул он матери. – Уведи в ее комнату. Она, ни слова не говоря, взяла меня за руку и быстро вывела в коридор, провела по лестнице и там, наверху, резко отпустила. Сердито глядя на меня, она велела не высовываться из комнаты. – Почему ты все время его злишь? Ты же знаешь, какой у него характер. – Голос ее звучал устало. – Неужели ты не можешь, хотя бы ради меня, попытаться жить с ним мирно? Я расслышала умоляющие нотки в ее голосе и поняла, что она напугана не меньше моего. Позже она вернулась в мою спальню, где я, все еще в прострации, пыталась успокоиться за чтением «Маленьких женщин». Наши взгляды встретились, и мне стало ясно, что чувство защищенности, которое я испытывала в этом доме, когда здесь жили обе миссис Гивин, ушло навсегда. Я поняла, что мать приняла сторону отца, а мне была отведена роль трудного ребенка. – Постарайся больше не сердить отца, Антуанетта. Вот и все, что она сказала, унося из моей комнаты масляную лампу. Я закрыла глаза. Лишенная возможности читать, я стала сочинять свою историю. Историю, в которой я снова была любима, у меня было много подруг и все приглашали меня в гости. Я снова в хосписе. Приготовила себе кофе и закурила, пытаясь остановить поток воспоминаний, но Антуанетта, призрак моего детства, не покидала меня. Я снова услышала ее голос: – Тони, вспоминай сама, вспоминай, как все было на самом деле. Я-то думала, что с прошлым покончено, но лицо Антуанетты вновь и вновь вставало передо мной. Я уже давно уничтожила почти все фотографии из своего детства, но сейчас они опять, словно в калейдоскопе, сменяли друг друга на моих глазах. Я вновь видела кудрявую девочку, которая уверенно улыбалась в объектив, сложив на коленях свои пухлые ручки. На той фотографии она была в любимом платье с оборками, сшитом матерью. Несколькими годами позже она уже позировала в клетчатом платье, слишком коротком для ее угловатой костлявой фигуры, без носков и в стоптанных сандалиях. Под ничего не выражающими глазами залегли темные круги. Она стояла на лужайке Кулдарага, держа на поводке Джуди, а ее остальные друзья, собаки, лежали у ног. — 61 —
|