Вокруг меня бормотали чужие голоса, тихо чмокали по полу резиновые подошвы тапочек, поскрипывала дверь ванной, из радиоприемника звучала музыка, наполняя хоспис жизнью. Мы обе – мать в своем кресле, а я на краешке койки – ждали привычного звука тележек. Приезд и отъезд этих неодушевленных предметов, приводимых в движение улыбчивыми медсестрами или волонтерами, отмеряли ход больничных часов. Две пары наших глаз одновременно устремляли свои взгляды на дверь, откуда доносился скрип первой тележки. Это везли лекарства, притуплявшие боль, которую приносило очнувшееся сознание. Вторая тележка привозила долгожданный поднос с чаем. Обхватив руками горячую чашку, я прихлебывала дымящийся напиток в ожидании третьего транспорта, с завтраком для пациентов, дарующего мне передышку. С его прибытием я могла ускользнуть из палаты. Сначала в душевую, где, стоя под упругими мощными струями воды, я чувствовала, как спадает напряжение. Оттуда – в комнату отдыха, с чашкой крепкого кофе, где в блаженном одиночестве я могла почитать свежую газету. Здесь не было табличек «не курить», поскольку на состоянии пациентов табак уже никак не сказывался. Никто не возражал, когда желтолицый пациент снимал свою кислородную маску, заменяя воздух никотином, дрожащими пальцами вставлял в свои бескровные губы сигарету и глубоко затягивался. Я доставала из кармана свою пачку и с удовольствием делала первую затяжку. Мысли о том, что, возможно, я оказалась в правильном месте, которое излечило бы меня от пагубной привычки, тут же рассеивались. Грохот возвращающейся тележки нарушал мое уединение. Я знала, что она доверху наполнена тарелками с остатками еды после отважных попыток проглотить хоть что-нибудь в отсутствие малейших признаков аппетита. Затем следовал долгожданный врачебный обход. Возвращаясь в палату, я неизменно отмечала, что четыре старушки, дни которых были сочтены, оживлялись в присутствии симпатичного молодого мужчины в белом халате. Надежды на возвращение домой уже давно их покинули: они так же хорошо, как и доктор, знали, что шансы на выздоровление были перечеркнуты в тот самый день, когда их приняли в хоспис. Все, что им оставалось, это ежедневные расспросы о характере боли и необходимые рекомендации по применению лекарств. Здесь, в этих стенах, доброта и участие скрашивали последние дни безнадежно больных. Скромные победы приносили мне мимолетное утешение в виде искорки в глазах матери после того, как мне удавалось убедить ее посетить приглашенного парикмахера, сделать ароматерапевтический массаж или маникюр у косметолога-волонтера. Наслаждение, которое она получала в этот час ухода, вытесняло воспоминания о боли и мысли о неизбежной и скорой кончине. — 103 —
|