— Вы утверждаете, что человек должен познать самого себя, выяснить, почему действует так, а не иначе? — О нет, совсем не то! Нельзя проникнуть с коры на уровень подкорки. Задача безнадежна. Помните историю, рассказанную Оскаром Уайльдом о сороконожке? Ее спросили, почему она знает, что после тридцать пятой ноги надо двигать седьмую, — она ответила: «Сейчас подумаю…» — и застыла навсегда… Так вот, есть случаи совсем не литературные: один пианист вдруг решил, что обязан сознательно проанализировать свой процесс игры, и совершенно разучился играть... Нет, нужно правильно поставить задачу, сформировать модель потребного будущего, чтобы под управлением коры шлифовалась работа подкорки. Это хорошо видно на простом примере: ритмичные, размеренные движения руки туда-сюда внешне одинаковы и у слесаря, опиливающего заготовку, и у гладящей белье хозяйки, и у контрабасиста в концерте, но з а д а ч и они решают разные, и нельзя тренироваться на утюге, чтобы стать классным лекальщиком или музыкантом. У них разные модели потребного будущего. Этот воображаемый разговор с Николаем Александровичем я написал, излагая его мысли, щедро рассыпанные по многим научным статьям и физиологического, и кибернетического, и философского характера. Когда-то его обвиняли в идеализме, между тем материалист и диалектик Бернштейн всегда стоял на той позиции, что модель потребного будущего — это следствие всех прежних и нынешних представлений человека об окружающем мире, следствие деятельности, активности живого существа в пространствах зрительного, моторного и иных внешних и внутренних (отраженных мозгом) полей — следствие работы органов чувств и памяти. Внутренняя модель внешнего мира присуща не только человеку, обезьяне или собаке. Этологи установили, что даже в микроскопическом мозгу пчелы чрезвычайно точно (но, конечно, в соответствии с потребностями ее организма и ее поведения как члена семейства в улье) отражается мир на довольно больших расстояниях от дома. Рабочая пчела летает за взятком всего три недели, а потом умирает. Чтобы продуктивно трудиться этот краткий век, она должна запомнить не только расположение медоносных цветов, но и периоды дня, когда они выделяют максимум нектара, чтобы затем посещать свои «добычные участки» соответственно этому расписанию. И она способна запомнить все это! Мир отражается в ее мозгу настолько точно, что она в состоянии указать другим рабочим пчелам направление и дальность полета к участку с медоносными растениями. Для этого она исполняет своеобразный «танец» — и у ее подруг этот танец отражается в виде программы действий, с которыми потом сличается реальный полет и корректируется по мере надобности. Смешно, конечно, говорить о размышлениях пчелы — их нет, — но и отрицать модель мира в ее мозгу, модель, совершенно не похожую на нашу, тоже, по-видимому, неосновательно. — 27 —
|