обстоятельства... -- Что-то случилось? -- насторожился голос. -- То, что случилось, -- весьма ординарная проблема и ее можно легко аннулировать, для этого я не стал бы беспокоить вас, но... -- Так если ничего не случилось, тогда что же это за такое супер "но", которое, все-таки, как я понимаю, составляет проблему для вас, а значит, проблема есть. Я правильно понимаю вас, Георгио Фатович? -- Проблемы нет. Но она может оказаться, если мы кое-что с вами обсудим и на кое-что согласимся. -- Хорошо. Поднимитесь ко мне в кабинет через минут... пятнадцать. Но скажите хоть, господин Ворбий: это дурно "пахнет" или вкусно? -- Вкусно, вкусно, господин Маприй, единственное... -- Не выражайтесь слишком размыто. -- Дело за принципами фирмы. Возможно, мы найдемся их откорректировать. -- Понятно. Если это чересчур, то я заранее против. Впрочем, приходите, но ничего не обещаю. Лучше стабильно и медленно подниматься, чем быстро, неведомо, но угодить в штопор, пойдя на мертвую петлю. -- Поэтому, вы понимаете, я и прошу аудиенции, Алекс. Привыкший соблюдать субардинированность и статусную дистанцию, Георгио Фатович, пунктуально, ровно через пятнадцать минут, постучался в отливающую зеркальностью лакированную дверь кабинета Алекса Маприя -- своего компаньона, владельца контрольного пакета акций Интегральной фирмы "Обратная сторона" и своего строгого шефа: над дверью высветилось электронное табло с надписью "Войдите", послышалась серия металлических щелчков и жужжание электромоторов, встроенных в скрытую конструкцию двери. Ворбий вошел в кабинет. Алекс Маприй -- сухощавый, подтянутый человек, ближе к пятидесяти годам на вид, с заостренным носом и умными, всегда прищуренными глазами, короткая стрижка его черных волос поблескивала многочисленными седыми нитями. Несмотря на интересы, чьи-то или свои, в любом разговоре Алекс Маприй был всегда короток, и если эмоционален, то строго. Он имел большое — 52 —
|