— А помочь не можете? — недовольно спросил Скобелев. — Кони у вас приморились, что ли? — Там на коне не проскачешь, ваше превосходительство, там горы кругом да овраги. Пехота нужна. Казак был крепок, немолод, с новеньким Георгием, но без традиционного донского чуба. Да и фуражку носил прямо, по-пехотному, а точнее — как показалось Скобелеву — по-крестьянски: надвинув на уши, а не лихо сбив на сторону. — За что Георгия получил? — Награжден за форсирование реки Прут лично его императорским величеством. — Какой станицы? — Да я — смоленский, — смущенно улыбнулся в бороду казак. — В казаки зачислен по желанию обчества и по согласию их высокоблагородия полковника Струкова. — Скажи, что я велел дать тебе чарку, и ступай. Казак вышел. Скобелев еще раз, уже со вниманием перечитал записку. Бакланов сообщал обстоятельства, по которым вынужден был оставить Ловчу, и свое решение: перекрыть пути между Ловчей и Сельвой. — Правильно решил, — согласился Паренсов. — Правильно, если турок все время тормошить будет, — сказал Скобелев. — Пиши приказ на активную демонстрацию, вели дать казаку свежего коня, и пусть немедля скачет к Бакланову. И — разведку во все стороны. Чтоб к утру я все знал. Вечером неожиданно прибыли гости: князь Насекин и Макгахан. Гости были своими, особого внимания не требовали, и генерал продолжал работу с Паренсовым и Тутолминым, изредка включаясь в разговор. Получив наконец-таки долгожданную самостоятельную задачу, он был оживлен и весел, что не мешало ему, однако, дотошнейшим образом изучать обстановку, пользуясь картой, сведениями Тутолмина, долго топтавшегося в том, памятном, бою по соседству с выделенным Скобелеву участком, и теми данными, которыми пока располагал. — Господа, я совершил великое открытие, — с обычной ленцой рассказывал князь. — Исполняя обязанности представителя Красного Креста, я посетил лагерь для пленных. И что же я обнаружил? Оказывается, у турка, у этого нехристя и звероподобного существа, как утверждает наша уважаемая пресса, имеются две руки, две ноги и, представьте себе, голова. — А слышать вам не приходилось? — спросил Скобелев, не отрываясь от кипы донесений разъездов. — Что именно? — Как кричат болгарские женщины и дети, когда их режут эти две руки и топчут две ноги с турецкой головой? Ну, так поезжайте к Ловче, я вам и конвой выделю. — Это дело башибузуков, — сказал Макгахан. — Вы уверены, дружище? Я не уверен. Враг есть враг, война есть война, а женщина есть женщина. Когда вы, князь, постигнете это триединство, тогда я поверю, что вы очнулись от спячки. — 45 —
|