Россия подобна Ваньке-встаньке – то к грекам качнется, то к татарам, то к немцам, то к французам, то к евреям, то к американцам. Но выпрямляется и принимает устойчивое положение, вернувшись к русскому. Компилят от плагиата отличается упоминанием имен обворованных, и поэтому считается не воровством, а литературным приемом. Журналист пытается читателя заинтересовать. Публицист – ошеломить. Беллетрист – заинтриговать. Философ – подтянуть к себе. Издатель, опираясь на всё это – раскошелить. Когда я вижу текст, на котором редактор не оставил живого места, я иногда думаю – а что, если бы я ему картину прислал? Или скульптуру? «Философия и медицина сделали человека самым разумным из животных, гадание и астрология – самым безумным, суеверие и деспотизм – самым несчастным» – сказал Диоген. Толковый был человек… Ну, и сказал бы тогда уже сразу – что же сделало человека человеком?.. Эпитафия: «Здесь лежит человек, который поступил в жизни недальновидно – женился на красивой женщине и содержал её всю жизнь. Прохожий! А что ты сделал, чтобы тоже доставить удовольствие не только себе?..». Идея свободы всегда зарождается в голове человека, но полностью реализуется только с её отсечением. Творческий человек всегда пишущий. Если бы еще все пишущие были творческими… В чем разница между писателем и графоманом, спрашиваете вы меня? Отвечаю – писатель пишет, потому что внутри него уже мало места книге, а графоман пишет, потому что вокруг уже мало публики. Книга считается законченной тогда, когда ты окончательно исчерпал все средства спасти её текст от полного несовершенства. Бальзак трудился до обмороков, и это то, в чём с ним для начала может потягаться каждый. Журналиста интересует чужое мнение, публициста только своё, а философ вообще отрицает мнение, как законный род знания. В итоге мнение журналиста живет час, мнение публициста – день, а мнение философа – вечность. Любовь – это граната с выдернутой чекой, которую в тебя вложили. Рано или поздно рванет. Если зацепилась за тебя, уже не отпустит. Если тебя издают, то ты получаешь гонорары. А если тебя не издают, то ты получаешь больше – тебя не редактируют. Когда я вижу «толерантную» борьбу за права «геев», то вспоминаю древнюю мудрость – что допускаешь для других, то допускаешь для себя. Поначалу в форме борьбы за права других, естественно… Религия – это способ превращения Веры в систему общественных условностей. Вера при этом, конечно же, никуда не девается. Но ей уже как бы некогда… — 42 —
|