Не могу в заключение не процитировать отрывок из пролога к монументальному первому тому книги «Россия распятая»: «Говоря о предательстве, я имею в виду самую страшную суть этого понятия: когда человек, а мы говорим о художнике, предает в силу тех или иных обстоятельств самого себя. Предательство страшно тем, что художник, попирая святые и незыблемые истины творчества, перестает быть художником, меняя на чечевичную похлебку свой Божий дар… Предательство – когда художник, изменяя себе, на деле становится рвущейся к карьере и материальным благам проституткой. Предательство – это продажа вдохновения…». Все ведь понимает однако… 2001 – 2005 гг. «Патриот повесил патриота»В который раз за последние годы я вспоминаю историю-притчу о том, как полвека с лишним тому назад профессор Сергей Михайлович Бонди обратился к нам, первокурсникам Московского университета, с трибуны Коммунистической аудитории на Моховой. – Вы филологами хотите стать? – Да! – дружно загудели мы. – А вы «Капитанскую дочку» читали? – Читали! – с воодушевлением выдохнула аудитория. – А скажите мне, Пугачев – патриот? – Патриот! – А капитан Миронов патриот? Несколько слабее, но все-таки хором мы ответили: – Патриот! – Но в таком случае, если вы желаете стать настоящими филологами, – коварно завершил профессор свой иезуитский разговор с нами, – вам придется ответить на главный вопрос гениальной повести: почему один патриот повесил другого патриота?! И торжествующий пушкинист ушел на перерыв, оставив вчерашних десятиклассников в полной растерянности. А на дворе еще стояло сталинское время… * * * Когда вершатся и особенно когда завершаются исторические времена революций, государственных потрясений, социального распада жизни, то в обоих враждующих станах – и победителей и побежденных неизбежно начинаются разборки, особенно тяжелыми и бессмысленными они бывают в стане побежденных. Взаимные упреки в предательстве, в роковых ошибках, в тайном сотрудничестве с врагами – вот обвинения, сопровождающие всякую историческую неудачу. Наша эпоха – не исключение. И наш русский патриотический стан, заразившийся с начала 90-х годов (особенно с октября 1993 года) подобным вирусом, до сих пор не переболел им. Горько, но приходится признаться, что борьба с прямыми врагами из лагеря демократической интеллигенции не требовала от меня стольких жизненных сил, сколько пришлось за эти годы истратить на защиту своих убеждений, своего имени, чести журнала от генетических патриотов – Владимира Бушина, Ильи Глазунова, Татьяны Глушковой, Виктора Астафьева. Даже с Александром Прохановым, с Леонидом Бородиным, с Юрием Бондаревым приходилось вступать в распри, ратуя то за историческую истину, то защищая своих покойных друзей… Правда, надо оговориться: прямым врагам я объявлял войну, как правило, первым по своей воле, а от соратников по патриотизму лишь защищался. И только тогда, когда, как говорится, доставали и другого выхода уже не было, и промолчать было невозможно. — 180 —
|