Мои печальные победы

Все эти катаклизмы, которые заканчивались расстрелами, ссылками, лишениями в правах русских людей в 20 – 30-е годы, вспоминаются еще и потому, что во многих нынешних книгах период сталинского правления изображается как вечное преследование еврейской интеллигенции, и сам Сталин не как суровый и расчетливый строитель государства, а всего лишь как патологический антисемит, изначально жаждавший преследования и уничтожения бедных евреев. Особенно вульгарно и поверхностно эта точка зрения изложена в книгах А. Борщаговского «Записки баловня судьбы», «Обвиняется кровь» и в воспоминаниях Я. Рапопорта «На рубеже двух эпох». Наиболее объективно и доказательно еврейская проблема той эпохи освещена в книге Г. Костырченко «В плену у красного фараона».

«Свирепый закоренелый антисемитизм Сталина»; Сталин – «заурядный уголовный пахан» «ненавидел их плоть, врожденные их способности», «даже их имена», «обвиняется кровь и ничто другое» (из книги А. Борщаговского «Обвиняется кровь»).

Все репрессии, по убеждению этого автора, «определены изначальным недоверием к крови, презрением к крови, ненавистью к крови»… Зато соперники Сталина, какие бы кровавые злодеяния ни стояли у них за спиной, остались в истории, по мнению А. Борщаговского, достойными любых комплиментов. «Троцкий с его искусным ораторством, беспощадным ироническим умом», «Каменев – образованный, хорошо пишущий, так легко располагающий к себе людей», «Зиновьев, – пышноволосый вития, покоритель партийных толп»… Вот как он превозносил «своих по крови!».

В отличие от «исследователей» типа Борщаговского Г. Костырченко анализирует события тех лет с трезвой объективностью историка. По Борщаговскому и Рапопорту, Михоэлса убили из-за того, что Сталин был политическим антисемитом. (А поглупевший от ненависти покойный Зиновий Гердт договорился до того, что «Сталин заревновал к его (Михоэлса. – Ст. К. ) популярности» и потому «кончилось убийством»).

Г. Костырченко пишет о драме Михоэлса и Еврейского антифашистского комитета (ЕАК) совсем иначе: «Лидеры ЕАК в какой-то момент, особенно после поездки Михоэлса и Фефера на Запад, пребывали в эйфории. Им стало казаться, что, подобно элите американского еврейства, они могут «в свою очередь» влиять на правительственные круги, участвуя в формировании государственного политического курса в интересах советских евреев. Однако наивно было думать, что Сталин, не считавшийся ни с чьими интересами, включая ближайших родственников и соратников, пойдет на это» .

А. Борщаговский пытается изобразить дело так, что изначальным импульсом кампании против «критиков-космополитов» был государственный антисемитизм, помноженный на личную ненависть Сталина к евреям. Но причины антикосмополитической кампании куда более заурядны, нежели оно кажется Борщаговскому.