|
В преддверии последнего съезда ситуация с выборами делегатов резко обострилась. Появились настойчивые требования низовых организаций проводить прямые выборы. Руководство партии готово было пойти на многие другие уступки, но в этом стояло насмерть. При прямых тайных выборах даже членов Политбюро могли прокатить. В Московском городском комитете партии (МГК КПСС) была организована группа, что-то вроде клуба, секретарей первичных организаций оборонных предприятий, с тем чтобы она поискала компромиссное решение. Когда меня туда пригласили, эта неформальная структура уже сложилась и активно работала. Секретари в нее входили преимущественно молодые, но вполне уверенные и опытные в партийном строительстве. Я был старше их лет на пять – десять, но в своих суждениях более дерзок. Устав меня не гипнотизировал. Первый секретарь МГК Ю. Прокофьев, сменивший на этом посту Б. Ельцина, старался поддерживать с секретарями первичек хорошие отношения, чтобы при случае было на кого опереться. Дело дошло до того, что нас стали приглашать на пленумы МГК. Попав туда первый раз, я был немало озадачен происходящим. Сначала мне казалось, что меня окружают очень серьезные и умные люди, которые бойко и уверенно говорят о мало мне понятных вещах, легко оперируя государственными и партийными документами. Но чем больше я силился понять смысл происходящего, тем больше меня охватывало разочарование. Теперь выступающие представлялись мне инопланетянами с одними им известными проблемами. В таком состоянии меня и застало объявление о собственном выступлении. Прокофьев просил меня рассказать о проведенной нами конференции, но вместо этого меня занесло и я стал излагать свои впечатления от увиденного. Верхние эшелоны власти я сравнил с сообществом жрецов, призванных занять своих подопечных бессмысленными партийными обрядами. Партия в целом в моем описании была войском, сосредоточенным исключительно на внутренних построениях и маневрах и стремившимся любыми способами избежать столкновения с действительностью. Закончил я предупреждением о том, что если дело пойдет так дальше, то все мы вылетим как пробка из бутылки. В запале я еще и оговорился, поменяв бутылку и пробку местами. Покидал я трибуну под бодрые аплодисменты одной части зала (весьма малочисленной) и недоуменное молчание другой. — 188 —
|