|
После учиненного разбоя ландскнехты возвращаются в Петропавловск или на «материк», проживая свои деньги до следующею года. Теперь я понимаю, почему в городе так много роскошных автомобилей и не менее роскошных магазинов, не уступающих московским. И еще мне понятно, почему три четверти местного населения страдает от холода, дети не ходят в школу, люди мрут в больницах, а зарплата и пенсии не выплачиваются. Прочь oт этого ужаса… …К другому ужасу. Я в совхозе Петропавловский, последнем динозавре социализма, готовом почить естественной смертью. Последние крестьяне будут переселены в районный центр и пополнят ряды местных безработных. Здесь, в 10 км от Петропавловска, чувствуешь себя, как в музее. Приватизация для совхоза равнозначна закрытию, а реформа просто-напросто перекрыла кран государственных дотаций. «Да Бог с вами, — с горечью говорит Игорь Прибылов, сорокалетний главный инженер этой археологической древности. — О сельском хозяйстве у нас никто больше слышать не хочет!» Совхоз остался в том же плачевном состоянии, что и при социализме, — с неделимой собственностью, принадлежащей 240 рабочим-акционерам (при наделе в шесть гектаров на человека). То, что никто не может выйти из хозяйства, забрав свою долю, не свидетельствует о проявлении социалистического предубеждения к свободному фермеру. «Эта земля требует мелиорации и больших капитальных вложений, что может осилить только коллективное хозяйство. — объясняет Прибылов. — Если мы поделим землю на всех, никто в одиночку не сможет ничего сделать». — А какие у вас доходы? — Об это и говорить не приходится. Без помощи государства нам не выжить. Но у нас в хозяйстве есть 2000 коров, которые дают хорошие надои молока, 34 тонны в день, хотя раньше давали 10–11. Только благодаря этому нам удается прокормить 240 семей. Если мы закроемся, для них наступит катастрофа. — Какие у вас заработки? — 300–400 рублей в месяц, но последний раз зарплату платили в марте. — За счет чего же живут люди? — За счет приусадебного хозяйства — каждому выделено под огороды 6-10 соток. — Инвестиции? — Восемь лет мы не видим уже ни копейки. Все чиним, латаем. Каждый год теряем до 10 % сельхозтехники, которую разбираем на запчасти. Через 3 года нам не на чем будет пахать и убирать. Куда податься людям? — голос Прибылова прерывается от волнения. — Вначале мы все хотели перемен, но не того, что произошло. Иногда я удивляюсь: почему никто не берет в руки автомат? — 13 —
|