Русская рулетка

Я предложил бы просто констатировать, что Европа не одна — их минимум две. Существует Европа, все еще мыслящая и действующая в интересах составляющих ее государств, их суверенитета, их истории. Ее без излишней иронии можно назвать «Европой наций». (Разве не парадокс, что именно «Европа наций» борется за настоящее объединение?) И существует вторая Европа, полностью захваченная глобальными процессами и рассуждающая исключительно глобальными категориями. Эта ставшая могущественной вторая Европа — назовем ее «глобальной» — оплетена сетью крупных транснациональных компаний и инвестиционных банков, ежедневно передвигающих капиталы, во много раз превосходящие годовой ВВП некоторых европейских государств. Такую Европу не интересует «европейский ответ» на глобализацию по-американски. Он ей не нужен. Вернее, он мог бы ее заинтересовать, но только при определенных обстоятельствах, не автоматически. Не факт, что такие условия наступят.

Иными словами, слабость «Европы наций» — не что иное, как слабость демократических институтов, «политико-институциональных систем, оставшихся в прошлом относительно экономической и финансовой систем, либерализованных вплоть до слияния их в единую глобальную сеть» (Реканатези A.// La Slampa. 1999. 1 марта). Вот почему «европейский ответ» так и не прозвучал. Его просто не могло быть. Благодаря своим размерам, своей динамичности, силе, черпаемой в собственной истории, и многим другим факторам США могут позволить себе проводить «национальную» политику, в то время как в Европе осталась только одна страна, которая смогла бы делать это в одиночку, — Германия. Остальные, включая Великобританию и Францию, что бы они сами ни думали по этому поводу, уже стали придатками глобализации по-американски. Чтобы выйти из-под ее влияния, они должны объединиться. Но чтобы объединиться, они должны возобладать над центрами европейского экономического влияния, рассуждающими не столько в категориях Европы, сколько Уолл-Стрита. А поскольку, говоря Уолл-Стрит, мы подразумеваем — Америка, выводы очевидны.

В этих условиях перспектива ликвидировать ООН и все остальные органы, амортизировавшие до сегодняшнего дня противоречия в мире, и принять альтернативу «семерки» как всемирной Директории (плюс российский каменный гость), вооруженной мечом НАТО, — значит закрепить за Европой роль американского придатка (это касается и «Европы наций»). И тем не менее все говорит о том, что, когда «кольцо сожмется», даже западноевропейские народы откажутся принять великолепную гибкость американцев, позволившую им — как нам продолжают вдалбливать в головы — удерживать безработицу в пределах 5 %, в то время как мы, европейцы, никак не сдвинемся со страшной отметки в 12 %. Но если перепроверить данные, то выяснится, что безработица в Америке, считая не полностью занятых и низкооплачиваемых, достигает тех же 12 % и что «только за 1977–1990 годы средние доходы наиболее бедных семей в реальном выражении снизились на 7 %. В то же время средние показатели оплаты руководителей американских компаний выросли на 220 %» (Lafay G. Capire la globalizzarione. Bologna: II Mulino, 1998. P. 87). Одновременно выясняется, что в Америке почти четверть работающих получают зарплату ниже официального порога бедности: заработки людей с высшим образованием сократились «за последние 15 лет на 24 %: вce работающие в целом получают сегодня в среднем на 6 % меньше, чем до взрыва глобального рынка, т. е. 15 лет назад, зато средние заработки политико-финансовых руководителей уже в I87 раз превышают среднюю зарплату простого труженика. И кому нужна такая «гибкость»? Пожалуйста, если кому-то нравится, пусть берут, но я убежден, что сторонников такой системы — меньшинство. Если Вашингтону удастся объединить под своими знаменами весь «золотой миллиард», откроется новая, полная противоречий эпоха в отношениях с остальными «четырьмя пятыми» населения планеты. А «четыре пятых» вскоре превратятся в «пять шестых». Очевидно, что остальной мир — если только не относиться к нему, как к множеству Югославий, — не сможет принять логику «золотого миллиарда», чуждую ему, почти незнакомую логику, к которой он так или иначе не сможет приспособиться. Если только не принудить его силой. Этот вариант нельзя исключать, но такое развитие событий только увеличивает тревогу за будущее. В один прекрасный день «Большой Брат» позовет нас умирать уже не за Приштину, а за иллюзорную попытку гарантировать три автомобиля каждой семье избирателей Альберта Гора, которые. как мы уже говорили, единственные, кто ходит голосовать и чей состав совпадает с теми, кто «разбогател во сне» при Билле Клинтоне. «Европа наций» не осознала наступления нового времени и оказалась в него втянута, как ягненок на бойню. Она даже не упирается, потому что не понимает, куда ее ведут. «Европа наций» не догадалась, что демонстрация силы предназначалась не только Милошевичу, но и ей — никаких лишних иллюзий, несмотря на новорожденный и уже полный претензий евро. А ведь ее предупреждали: «Представьте, какие неприятности начнутся с созданием единой европейской валюты, первого серьезного противника доллара с той поры, как фунт стерлингов был изгнан со своего трона после первой мировой войны. Вашингтон больше не сможет позволять доллару плавать, в то время как все остальные валюты будут измеряться относительно него. Европейская валюта станет конкурентом в накоплении резервов. А это означает, что американские долги больше не будут автоматически финансироваться остальными странами» (Pfaff W. Глобальный проект Клинтона: помпезный и ненужный// International Herald Tribune. 1997. 29 мая). И снова вспоминаются сухие фразы Бжезинского: «Если союзнические европейские государства будут по-прежнему сильно зависеть от американского покровительства, любая экспансия европейской политической власти автоматически будет означать экспансию влияния США», а «большая Европа расширит радиус американского влияния, не создавая при этом Европу. политически интегрированную до такой степени, чтобы бросить вызов США в вопросах геополитики» (Foreign Affairs. 1997. № 5. С. 53).