Известно, что Наполеон, узнав об убийстве Павла, пришел в неимоверную ярость и воскликнул: «Англичане промахнулись по мне в Париже, но они не промахнулись по мне в Петербурге». Наполеон имел в виду покушение, которое было совершено незадолго до того: он сам чудом избежал смерти в результате взрыва «адской машины». Убийство российского императора действительно изменило всю европейскую историю. Одного этого уже достаточно, чтобы заинтересоваться царствованием Павла и его необычной личностью. Если Павел и был безумцем, то его безумство было сродни безумству Дон Кихота из Ла-Манчи. Легко представить себе, что стало бы с Испанией, если бы на несколько лет этот рыцарь получил абсолютную власть над страной. Сколько благородных поступков было бы совершено на Пиренейском полуострове! И одновременно сколько ветряных мельниц уничтожено. Это и есть история царствования Павла в России. В этом утверждении нет ни большого преувеличения, ни большой иронии. Достаточно представить себе, в какой обстановке рос Павел, что читал, на каких примерах воспитывался. Если верить дневнику его воспитателя Порошина, с раннего детства среди любимых книг мальчика, помимо Сервантеса, Расина и Мольера, было множество книг по истории рыцарства, Тевтонского ордена и братства тамплиеров. Особое пристрастие Павел питал к мальтийским рыцарям. Самая любимая книга детства будущего российского императора – это «История Ордена Св. Иоанна Иерусалимского», написанная аббатом Верто. Плюс к этому бесконечное число рыцарских романов, с которых начались все неприятности и у знаменитого идальго. Известно, как мало в этих книгах подлинной, порой кровавой и жестокой истории крестоносцев, и как много романтизма, благородной позы и жеста. Отрывая же глаза от книги, Павел видел далеко не рыцарский двор своей прагматичной и фривольной матушки, где доминировали не благородные менестрели, а не в меру развязные фавориты. Контраст чрезмерный. Убийственный. Было бы странно, если бы в подобной обстановке в голове и душе Павла постепенно не сформировались взгляды, диаметрально противоположные материнским. Формулу этих сложных и запутанных воззрений, где трезвая оценка сосуществовала с воспаленным воображением, расшифровать совсем не просто. Во-первых, объективные пороки Екатерининской эпохи многократно умножались Павлом, который испытывал обиду на мать. Не будем забывать, что Павел – рыцарь, неоднократно лишенный матерью наследства. Во-вторых, сама по себе не вполне объективная уже реальность причудливо преломлялась Павлом в масонском духе (причем явно не «по Новикову», а скорее в утопическом духе «Путешествия в землю Офирскую»). Наконец, полученный таким невообразимым образом результат, как на эталонно точном инструменте, поверялся благородными рыцарскими традициями и правилами в стиле фэнтези. — 9 —
|