|
Все треволнения закончились лишь на Эльбе, где Наполеона встретили не криками протеста, а музыкой. Пока он спускался на берег, два старых контрабаса и три скрипки наигрывали что-то веселое. Дипломатическая интрига до и после «Ста дней»Общепризнанно, что никогда ранее Европа не жила такой единой, хотя и беспокойной жизнью, как в первые пятнадцать лет XIX века. Наполеон заставил Европу принять как факт, что у нее общая судьба и общие проблемы, от которых не отгородишься ни водами Ла-Манша, ни русскими просторами, ни высокими Альпами. Европейские народы, объединяясь в коалиции, то волной накатывали на Москву, то двигались в обратном направлении на Париж. В наполеоновскую эпоху солдатские сапоги истоптали поля практически каждой европейской страны. Под натиском неприятеля пала не одна европейская столица: Вена, Берлин, Москва, Париж, Мадрид… Лондон остался нетронутым, но также положил на алтарь победы над Наполеоном немало, хотя его жертвоприношение выражалось в первую очередь в фунтах стерлингов. Армия Веллингтона в боях с французами в Испании потеряла чуть более шести тысяч человек, что, конечно, несопоставимо с потерями других союзников. Англичане словно берегли свои силы для Ватерлоо. Европейские генералы сумели в этот период на штабных картах и в реальных сражениях испробовать самые замысловатые стратегические и тактические новинки. Приблизительно то же самое можно сказать и о европейской правящей элите: одни и те же страны, интригуя и маневрируя на политическом поле, то вступали между собой в союзы, клянясь в вечной дружбе, то ожесточенно воевали, проклиная друг друга. Наработав немалый опыт коллективного военного противостояния, европейцы теперь приступили к гораздо более сложному делу: нужно было научиться сочетать свои интересы, чтобы жить мирно. Пришло время дипломатов. Учитывая наследство, оставленное Наполеоном Европе, и очевидное недоверие врагов-союзников друг к другу, дипломатам предстояло преодолеть серьезные препятствия, чтобы найти приемлемое (если не для всех, то хотя бы для большинства) решение. Слово «конгресс» возникло само собой, память вызвала из прошлого известный Вестфальский конгресс XVII века, что поставил точку в Тридцатилетней войне. Нечто подобное должно было произойти и теперь. Решили собраться осенью в Вене. Предстояло уладить массу пограничных споров, решить, что делать с Францией, вознаградить победителей, не допустив при этом чрезмерного и опасного усиления ни одной из крупнейших европейских держав. Особую позицию занимала Россия. Соглашаясь с тем, что все перечисленные выше вопросы нужно, конечно, решать, она одновременно считала необходимым, не откладывая дела в долгий ящик, начать закладывать фундамент будущего общеевропейского дома. А для этого в Вене как минимум нужно было договориться о некоторых хотя бы основных параметрах будущего здания. — 86 —
|