Розенкрейцерское просвещение

Настоящая глава предлагает скорее фрагменты гипо­тезы, нежели полную разработку конкретной темы. Сама гипотеза состоит в следующем: за великим экзотериче­ским движением, наивысшим достижением которого были математические и физические открытия Ньютона, скры­валось движение эзотерическое — тоже, как и первое, при­дававшее большое значение числу, но выработавшее иной, алхимический подход к природе. Ньютон с его великими открытиями как бы воплощает собой экзотерический под­ход, тогда как Ашмол был продолжателем и хранителем алхимической (эзотерической) традиции. Знаменательно, что оба они стали членами Королевского общества.

Два подхода к природе в принципе могли сочетаться друг с другом — их пересечением была «розенкрейцерская» ал­химия, то есть алхимическая традиция Ди, получившая даль­нейшее развитие в немецком розенкрейцерстве. Я предпо­лагаю, что мировоззрение Ньютона было достаточно близ­ким к «розенкрейцерскому»: потому ему и удавалось «на­водить мосты» между своими многочисленными интересами. Последние исследования показали, что научные успехи Нью­тона во многом определялись ренессансным складом его мышления; что он верил в традиции древней мудрости, зашифрованные в мифе, и полагал, что открыл в мифоло­гии истинную философию. В статье «Ньютон и флейта Па­на» Дж.Э. Мак-Гуайр и П.М. Раттанси привлекли внима­ние к тому факту, что, по убеждению Ньютона, семиструн­ная лира Аполлона являла собою модель вселенной. По­добные музыкально-космические аналогии лежат в основе «монады» Ди и эмблем Майера, комбинирующих музыкаль­ные и алхимические средства выразительности. Розенкрей­церская алхимия (соединение музыки, математики, алхимии и глубокой религиозности, в духе еврейско-каббалистическо-го благочестия) представлена визуально на той гравюре из «Амфитеатра» Кунрата, что изображает алхимика, самозаб­венно молящегося Иегове. Разложенные на столе музыкальные инструменты, архитектурное убранст­во комнаты (как бы демонстрирующее итоги развития математических наук) и алхимическая печь намекают на иные возможные способы приближения к Богу, связанные с по­стижением Его проявлений в природе. Эту гравюру (если забыть об отразившихся в ней приметах конкретной истори­ческой эпохи) можно было бы счесть символическим порт­ретом, запечатлевшим главные качества Исаака Ньютона: страстную устремленность к Богу и готовность искать Его на разных путях.

Цель настоящей главы — как, впрочем, и всей книги — весьма проста: мне хотелось сложить фрагменты истори­ческой головоломки таким образом, чтобы прояснился ход развития идей, «маршрут» их движения по путям исто­рии. Получившаяся «картинка» (на мой взгляд, вполне достоверная) такова: идеи, стоявшие за розенкрейцерским движением и восходившие в конечном счете к филосо­фии Ди, после разгрома движения были подхвачены в Анг­лии — теми людьми, которые оплакивали крах Фридриха Пфальцского и сожалели, что их страна не оказала ему поддержки. Между прочим, Ньютон, увлекавшийся исто­рией и в еще большей степени апокалиптическими проро­чествами, вряд ли остался безучастным к апокалиптиче­ской перспективе близкой гибели европейского протестант­ства, возникшей в связи с поражением Фридриха. Так что предложенный здесь новый подход к творчеству Ньюто­на, предполагающий выяснение его связей с розенкрей­церской алхимией, быть может, не только поможет найти общую подоснову естественнонаучных и алхимических ин­тересов этого мыслителя, но и объяснит, как те и другие сочетались с иудео-ветхозаветным благочестием, которым пропитаны его исторические труды..