|
— Хотите попробовать? — улыбнулся Скептик. — Но ведь ответ уже готов, не так ли? Существует возможность. Ее надо проверить, подставив в уравнение вместо «х» предполагаемое значение. Допустим, Воланд действительно был «списан» с Бартини. Тогда можно предположить, что писатель тщательно «вычистил» малейший намек на прототип, который ко времени окончания романа ждал расстрела в Бутырках. Иностранный инженер становится историком. Итальянец — немцем. Но осталось обращение: «мессир», «маэстро». Косвенные приметы: «консультант», телепатические способности, пятое измерение… Главным образом — пятое измерение! В рукописи 1932 года есть место, где директор Варьете напряженно размышляет: как мог Степа Лиходеев оказаться во Владикавказе (в окончательной редакции — Ялта) всего за два часа?«…Римский представил себе Степу в ночной сорочке, торопливо влезающего в самый-самый, делающий, скажем, триста километров в час аэроплан, и тут же сокрушил эту мысль как явно гнилую. На таком далеко не улетишь. Он представил другой самолет, военный, сверхбоевой, шестьсот километров в час…» Известно, насколько далек был писатель от всяческой техники. Тем поразительнее его точные знания о пределе возможностей нашей авиации: в том же 1932 году в глубокой тайне достраивался самый скоростной в СССР самолет — со скоростью 420 км/час. И уже был утвержден проект боевого самолета на 600 км/час — то есть вдвое больше, чем у лучших истребителей тех лет! Кто же так хорошо консультировал писателя? Не сам ли автор обоих проектов — Р. Л. Бартини? В окончательной редакции Булгаков начисто убирает и другие «авиационные» эпизоды: бомбежку на Воробьевых горах и сон Маргариты — полет на летающей лодке (!) над морем. Потом запутывает читателя в части особых примет Воланда. Но оставляет серый берет. В посмертном списке личных вещей Бартини — два головных убора: старая шапка и этот самый серый берет. — И это все?!. — изумился Скептик. — Позвольте, но под такие «приметы» подпадают тысячи людей! Но сколько среди них знакомых Булгакова? А из этих знакомых — сколько иностранцев-телепатов, имеющих представление о пятом измерении? Не правда ли, круг подозреваемых сильно сужается?.. Весной 1930 года Бартини переводится на работу в Москву, на должность консультанта ЦКБ. Можно ли найти приметы того, что в булгаковской Москве именно 1930 год? Одно из доказательств лежит на поверхности: «…лично я, своими руками бросил в печку черновик романа о дьяволе». Это строчка из письма Булгакова от 28 марта 1930 года. В романе — масса точных автобиографических деталей и почти документальная топография. Почему-то это было очень важным для писателя. Можно ожидать, что он, по обыкновению, совместит метки фантасмагории и реальности: мастер сожжет «Роман о Пилате» в тот же год и день. — 86 —
|