|
Прежде чем повсюду утвердился закон папы И прежде чем наложил он на нас свои запреты, Каждый мог заниматься любовью С милой своей, не чувствуя вины. Было это радостью, а не грехом, Когда май строил дома из листьев, И никто не входил в те дома под деревьями, Кроме двух влюбленных. Любовные стихи, приписываемые известнейшему поэту той эпохи, Давиду ап Гвилиму, пронизаны восхвалениями мая, летних месяцев, лесов, листвы, птичьих песен и зеленых приютов. Обращаясь к монахине, в которую он был влюблен, Давид ап Гвилим (или кто-то из более поздних поэтов) восклицает: Неужели вправду, моя милая, Не по сердцу тебе ветви березы, пышные летом? Не будь монахиней хотя бы весной, Разве безбрачие лучше зеленого листьев убора? Не перстень и ряса скрепляют обет, Но одежды зеленого цвета, Приди под сень березы, Преклони колена пред деревами и кукушкой Стихи прямо-таки пестрят строчками о березе как символе любви. Так называемые «шалаши любви» принято было устраивать под березой или в березовой роще, венки из березовых ветвей дарили в знак любви, а в Уэльсе знаменитый майский шест был обыкновенно сделан из ствола березы. Самая знаменитая возлюбленная Давида ап Гвилима, Морвуд («божественная дочь мая»), была женщиной замужней («Я люблю лишь ту, у которой есть муж», — говорит другой поэт). Давид строит шалаш и посылает птиц и зверей как «посланцев любви», приглашая в этот шалаш, «дом любви», девушек и даже замужних женщин. В стихах постоянно звучит презрение к целомудрию и намек, чтобы они откликнулись на зов Мая и Лета. Обманутый муж, называемый в валлийских стихах Yr Eiddig («ревнивец»), лето не любит: Слышать пение птиц в мае и шелест свежей листвы Для него не радость, а мучение... Людям его лет милее зима, Лето же принадлежит влюбленным. В самом деле, с наступлением зимы муж вступает в свои права. Январь — «черный месяц», когда «всем запрещено любить». Поэт горько сетует, что, стоя на морозе под окном возлюбленной, он чувствует себя одиноким и всеми забытым. Теперь она под крышей «ревнивца», а когда поэт идет к березе, которую они так любили, его встречают лишь холодные голые ветки. Мы вовсе не первооткрыватели связи идей эротической свободы и повестей о похищениях — за нас это уже сделали поэзия и традиция. Описывая свои страдания под окном возлюбленной в холодную зимнюю ночь, Давид ап Гвилим сопоставляет себя с Мелуасом. И хотя, воспевая в стихах свою возлюбленную, он сравнивает ее с многими прекрасными женщинами валлийской традиции, именно повесть о любви Тристана и Эсиллт целиком отражает его собственное положение. Он сравнивает себя с Тристаном, возлюбленную же свою называет «племянницей Эсиллт» или «второй Эсиллт», а одно из стихотворений, иногда приписываемых ему, говорит, что «ревнивец», муж Эсиллт, не любит ни игр, ни соловьев, ни кукушек, ни лис, ни собак, ни рощ, ни песен, ни орехов, ни листьев. — 191 —
|