Парень не мог этого понять. «Если я украл, меня посадили за это в тюрьму. Но теперь это стерто», — повторял он снова и снова. Но англичанин счел, что срок в тюрьме гораздо больший позор, чем само воровство. Филдинг Холл пишет: Мальчик совершил кражу. В этом он признался. Он был готов искупить свою вину. Судью это не удовлетворило, он заставил его также искупить грехи других людей. Его наказали дважды, потому что другие, кто избежал наказания, поступали так же плохо. Это было первое, чего мальчик не мог понять. И вот, когда он искупил как свой собственный грех, так и грехи других, когда он вышел из тюрьмы, на него смотрели с еще большим презрением, как если бы он вообще ничего не искупил. Мальчик вышел из тюрьмы с осознанием искупления своего греха; хозяин же смотрел на наказание как на немыслимо худшую провинность, чем преступление. Офицер при удобном случае всегда рассказывал историю этого слуги, вышедшего на свободу и ожидавшего, что его вновь примут на работу, как любопытный пример загадочного восточного ума. «Подумать только, — говорил он, — он не стыдился того, что был в тюрьме!» Буддисты верят в абсолютную справедливость — всегда одну и ту же, вечную и неизменную, как законы звезд. Мы считаем наказание унизительным; они думают, что оно должно возвышать, что в его очистительной силе лежит его единственная цель и оправдание. Мы считаем, что грязную одежду нужно порвать; они думают, что ее необходимо выстирать. В большинстве случаев преступники становятся закоренелыми вследствие наказания, того наказания, которое, как принято считать, предназначено для их духовного очищения, но в действительности оно лишь способствует дальнейшему растлению человека. Вместо очищения одежды оно рвет ее и делает бесполезной для жизни [6]. На Востоке люди верят, что если за действия, произведенные в одной жизни — хорошие или плохие — не воздается, то такая компенсация произойдет в будущей жизни. Доктрины вечного ада там не существует. Но мои ученики в колонии для подростков верили, что ад есть, и их ум был наполнен ужасными, гротескными образами, которые они изображали на своих рисунках. Эдди Хайес написал: «Если бы я умер, я бы отправился в ад гореть на костре». Его рисунок изображал его самого, насаженного на вращающийся вертел над горящими, раскаленными углями. Из его уст вырвалось слово «Помогите»! Во время обсуждений стало ясно, что большинство учащихся, независимо от того, совершили ли они тяжкие преступления или нет, испытывали чувство, которое они не могли ни изобразить на рисунке, ни описать, — убеждение в том, что исправить свои жизни было невозможно. И на вопрос: «Вы хотите, чтобы у вас больше не было неприятностей?» — часто звучал ответ: «Зачем нам исправляться, если мы все равно попадем в ад?» Столкнувшись с таким подходом, легко понять, как человек, совершив преступление раз, может совершить его еще не один раз и стать в конце концов закоренелым преступником. — 207 —
|