СВОБОДНАЯ МАТЕРИЯ В действительности, все эти открытия, сами по себе довольно удивительные, - не что иное, как преддверие новой Земли - настолько новой, что открытие ее - событие столь же грандиозное в земной эволюции, как и возникновение первой зеленой лужайки на каменистом ландшафте нашей старой доброй планеты, или появление на свет того, кто впервые увидел весеннюю пору Земли. Только просто глядеть - это ведь мало: нам еще нужно научиться жить и распоряжаться фантастической клеточной свободой - с чего же начать? Заключительные этапы перехода от одного состояния к другому дают нам ключ. Это были рискованные, "умопомрачительные" опыты. Бесстрашия Матери было не занимать; в свои девяносто лет она была более молода и дерзновенна, чем юные отпрыски человечества. Мать - это страстный, дерзкий, отчаянный первооткрыватель тайн нового вида. Никто из окружающих ее людей не понимал ее; считалось, что она уже стара, немощна, что она впала в детство. Но давайте представим себе, что должна была чувствовать первая рептилия, у которой "вдруг" выросли крылья? "Головокружительность" опытов Матери уже содержит в себе ключ к новому функционированию, словно лишний раз подтверждая: в самом препятствии - преодоление: 63. 207 - Привычный ритм всех процессов материального мира меняется. Тело теперь знает о чем-либо совершенно иначе. Временами оказываешься в подвешенном состоянии: еще не там, но уже и не здесь - как раз посередине. Но главная трудность в том, что со всех сторон от окружающих ко мне приходят внушения, - я, дескать, уже стара, день ото дня дряхлею и вот-вот умру; я больна и слабоумна и уже ни на что не гожусь. Эти мысли вертятся вокруг этого бедного тела, ни на минуту не оставляя его в покое. Ведь вокруг - царство старого вила. Мало открыть новый вид, нужно еще не дать представителям старого растерзать себя - первый антропоид, должно быть, тоже вызывал крайнее беспокойство у обезьян. 69. 192 - Работа состоит в том, чтобы изменить основу сознания каждой клетки - но не сразу! Сразу просто невозможно! Даже понемногу это дается с большим трудом. В тот момент, когда происходит изменение основ клеточного сознания, клетки начинают паниковать: "Что такое? Что же это будет?" Так что иногда бывает довольно трудно. Приходится работать с отдельными группами клеток или с клетками, обеспечивающими какую-то одну функцию тела (да и то не целиком), и с некоторыми порой приходится очень тяжело. Бывают моменты, когда возникает мучительное, почти невыносимое состояние подвешенности; все длится буквально какие-то секунды, но эти секунды просто ужасны. И все - из-за идиотского инстинкта самосохранения, глубоко сидящего в сознании каждой клетки - тело знает об этом. Оно это знает. Это очень древняя "привычка". Нужно, чтобы все группы клеток, все клеточные образования решились на полное самоотречение и безграничное доверие - это необходимо. Для одних это легко, свободно, естественно; другим необходимо получить основательную "трепку", прежде, чем они "поймут", что от них требуется. Различные функции тела вовлекаются в процесс одна за другой, следуя какой-то восхитительной логике, при полном соответствии с деятельностью тела в целом. Происходящее в самом деле удивительно, вот только... тело, что и говорить, представляет собой жалкое зрелище, это правда. А тут еще переживания окружающих людей - от тревожной тоски при мысли, что это возможно, до нетерпеливых ожиданий: "Скорей бы все кончилось!" Вся гамма чувств: от страха до страстного желания воскликнуть: "Наконец-то, свобода!" Свобода совершать любые глупости, какие заблагорассудится! А ведь тело очень восприимчиво к тому, что исходит от людей. — 86 —
|