Расслышать умерших

«Проснувшись, я обнаружил, что боль прошла и что я на воле. Я подумал тогда, что я, видимо, бежал, и вот прогуливаюсь теперь, в восторге от свободы, но напрочь не могу понять, как же все это произошло…».

Итак, мы с вами уже поняли, что рассказчик мертв, в этом-то и есть смысл его первого сна. Сам же он этого не понял, поскольку по «пробуждении» нашел себя живым. Он чувствует, что ему надо идти, он в каком-то тумане:

«Меня охватила тоска. Ко мне подходили люди и предлагали помощь, и, как только мы начали с ними понимать друг друга, я вдруг почувствовал желание спрятаться от немцев. Это было похоже на пытку. И затем меня нагнали еще какие-то люди, и вот тогда-то я уснул уже настоящим смертным сном, завершающим нашу жизнь и знаменующим рождение новой»[222].

Итак, вы заметили, что для того, кто уже действительно умер, «настоящий смертный сон» наступает не тогда, когда мы закрываем глаза и окружающие констатируют нашу смерть. Речь здесь идет о другом сне, о сне нашего духовного тела. Обратим внимание еще и на то, что люди, которые предлагали там рассказчику помощь, были жителями иного мира.

Похожую историю излагает и тот храбрый моряк, чей рассказ о тонущем танкере мы уже слушали. Обнаружив, что и он сам, и его товарищи, находятся «в глубоких водах», они двинулись в путь. И затем в какой-то момент они заметили, что среди них находится незнакомец в штатском. Так они и дошли пешком до холма и чудесного сада:

«Я устал, засыпал на ходу, и ноги отказывались мне служить. Незнакомец предложил нам отдохнуть. Я опустился на землю, сел прямо на траву и тотчас уснул».

На этот раз ход событий гораздо проще. В действительности, они прожили все это как бы в измененном состоянии сознания. Удивление накроет их лишь по пробуждении. Его товарищи уснули так же, как и он сам, и лишь позднее они постараются собрать воедино свои воспоминания и с помощью незнакомца, такого же моряка, еще до них перешедшего в мир иной, они смогут признать, наконец, что и в самом деле совершили великий переход[223].

А вот еще один рассказ, на этот раз – польского пилота, сбитого над Францией. То же удивление оттого, что уже не больно, то же удивление, что он чудесным образом спасся от немцев, что их больше не видно, тогда как второй пилот, видимо, попал-таки к ним. То же удивление от того, что французские крестьяне, к которым он обращается за помощью, ему даже не отвечают:

«Я ошарашен. Я не знаю даже, где я. Я прошу, молю, я забыл, что я не верующий. Я прошу о помощи, и мне ее оказывают. Кто-то, очень странный и в то же время чем-то очень близкий нам, подходит ко мне. Он говорит, чтобы я не боялся перемен. Так будет лучше для всех, и я буду очень счастлив в этих землях. Дальше я уже не очень хорошо его понимаю. Мне кажется, что меня взяли в плен. И тогда он объясняет мне, что нет ни тюрьмы, ни тюремщика, и я снова чувствую себя свободным. Тогда он ведет меня дальше и приказывает мне спать. Он касается моих глаз, и я тотчас же засыпаю»[224].