|
После коротких замечаний Моники послышались звуки включения-выключения, потом громкость сильно уменьшилась. Женский голос, звучавший по-немецки как будто издалека, произнес: «Сейчас ты можешь слышать радар. Дай мне послушать». «Она не хочет ничего говорить!» - ответил так же по-немецки мужской голос. Я сразу узнал его. Это был тот же голос, который когда-то сказал: «Фридрих, за тобой наблюдают». Тем временем другой мужской голос заметил: «У Моники уютно». Затем внезапно раздался голос тещи, спросившей что-то по-шведски у своей дочери. После продолжительной паузы Моника ответила: «Не говори об этом». «Она слышала!»- отметил по-немецки второй мужской голос. «Как она работает здесь! - воскликнул с удивлением первый мужской голос. - Я вижу ее, я слышу ее!» В этот момент я выключил магнитофон. То, что я записал, было, без сомнения, уникально. Это было явное доказательство того, что за нами наблюдают, что наш разговор в мансарде кем-то прослушивается с помощью радара и даже комментируется. Я считаю, что это было большим шагом вперед, и задаюсь вопросом, не связана ли эта особенно четкая запись с магнетическим влиянием полной луны. Сегодня, восемь лет спустя, когда я вспоминаю лето и осень 1959 года и стараюсь определить свое душевное состояние в то время, я должен признать, что превратился, так сказать, в огромный вопросительный знак, и все мои чувства и мысли были направлены только на разгадку удивительного феномена, с которым я столкнулся. В то же самое время я находился в состоянии внутреннего брожения. Что-то рождалось и росло внутри меня, медленно прокладывая путь к моему сознанию. Я как будто находился в поле переменного напряжения, где жизнь и смерть сменяют друг друга. Одновременно я чувствовал себя в эпицентре бури или хаоса, из которого постепенно вырастало новое понимание. Я могу выразить это так: тайная, неведомая грань существования вошла со мной в контакт, с одной стороны, изнутри, через мое подсознание, с другой – извне, через акустическое средство (магнитофон). Пленки с записями, которые я мог воспроизвести в любое время, были неоспоримым и убедительным доказательством того, что это живая, объективная реальность, а не плод моего воображения. Насколько мне известно, такая форма знания является совершенно новой в истории человечества. Я вынужден признать, что такие революционные события трудно поддаются описанию, но еще труднее пройти через них. Какими бы новыми и интересными они не казались, они в действительности связаны с огромными трудностями, потому что их «инструмент» превращается в живой плацдарм для экспериментов, а это связано с большим психическим напряжением. Какая-то неведомая сила выбрала меня первооткрывателем в этой области и в то же время сделала из меня подопытного кролика, вынужденного принять на себя значительную долю трудностей и стресса. Сегодня я с уверенностью могу сказать, что те первые два года прорыва были решающим периодом кризисов и испытаний. — 14 —
|