|
- Благость господня... - стал было вновь увещевать меня он, но я не поддался. Я почувствовал характерную боль в затылке и в спине, посреди лопаток, и представил себе образ Казанской Божьей Матери, и она укрыла меня Своим покровом как щитом, и боль прошла как не было... Он отшатнулся. - Скажи-ка мне, - начал я. - Кому бывает приятно, когда человек мучается? Кому бывает сладко оттого, что он мечется, не находя выхода, и когда он пишет в дневнике: "Бог, Ты что, совсем рехнулся?", а потом летит вниз головой с шестого этажа? Кому это выгодно, чтобы человек стал бы сомневаться в самом существовании Бога? - Сие испытание есть для человеков... И не я сотворил этот мир... - И "не ты в ответе"? Ложь сие есть для человеков! - почти по Достоевскому, в тон ему продолжил я. - И искушение это есть, и возможность глумиться над Его страданиями. Истинный Бог пишет книгу каждого из нас, и Ему не может хотеться, чтобы книги Его прерывались на половине. Ибо Любовь есть главное свойство Бога! - Недостойные речи ты говоришь, сын мой... - Я тебе не сын! И не может быть детей у того, что даже не ноль, ибо от нуля идут все точки отсчёта! - Уймись, уйми гордыню свою! - говорил он мне, чуть не плача. - Бесы смущают тебя, и говоришь ты с ними, и внушают они тебе мысли злокозненные... И именно здесь он проговорился, и мне это стало понятно. Образ Матери согревал мою спину, защищая и лаская меня Словом и Волей Господней. - Я говорю с одним из них, - произнёс я чётко и ясно, глядя в отечески благожелательные, теперь почему-то серые с зелёным глаза. И тут он окончательно попался на удочку: - Вот видишь, и с бесом ты говоришь... Бога всё ищешь? А придёшь к Сатане? - Тому незачем идти к сатане, - сказал я, перефразировав слова персонажа своей любимой сказки, - перед кем стоит сам этот сатана. И в этот момент я услышал тихий ласковый смешок. Так смеются иные женщины, болтая по мобильнику с очередным бойфрендом. Он отвернулся и опять принялся подстригать кустарник. Ножницы клацали: клац-клац... "Догадался! Всегда был смышлён!" - казалось, он сейчас произнесёт именно это или что-то вроде этого. - Я срезаю лишнее, - прошептал он, почти плача. - Так какой смертью вы желали бы умереть, Леонтий Палыч? С этими словами он обернулся, и один его глаз был мертвенно-серым, а другой грязно-зелёным. И ухмылка исказила прежнее благообразное лицо, в котором не было никакого остатка прежних доброты и сочувствия. - Выбирайте. Банда хулиганов у выхода из метро? Палёный коньяк? Дурдом? Машина, номер которой никто не успеет запомнить? Или... мне просто предать вас анафеме? — 39 —
|