|
Следуя своей логике, Сраффа нападает на неоклассические концепции капитала, производственной функции и, следовательно, на принцип одновременности решения проблем ценообразования и распределения, т.е. он подкапывается под фундамент неоклассической науки. Разделив все, что неоклассики соединили в идее равновесия, Сраффа обнаружил, что не нуждается и в собственно маржинализме — в понятиях предельной полезности, предельных издержек, предельного продукта и т.д. Разумеется, теория Сраффы не является простым повторением того, что говорили Рикардо, Милль и Маркс. Сраффа уже прошел через все искусы неоклассицизма. Он и сам не прочь использовать технику, разработанную современной наукой. Так, он строит кривую "заработная плата — прибыль" и приходит к Рикардовой идее обратной зависимости одного от другого. И потому видит "ключ к движению относительных цен" в изменениях ставки заработной платы (итог — как у Рикардо). Дискуссия вокруг книги Сраффы вызвала определенный ренессанс рикардианства, а это неизбежно повлекло и оживление интереса к идеям такого эпигона Рикардо, как Маркс В числе неорикардианцев оказались такие известные ученые нашего времени, как М.До6б (Англия) и М.Моришима (Япония). Работа Сраффы открыла в науке эпоху "ретро". Мы еще не забыли, вероятно, какие неувязки и проблемы в классическом рикардианстве побудили следующее поколение ученых искать новые пути и как эти поиски привели к прорыву в пространство предельных величин и равновесного анализа. Остается неясным, что могут предложить неорикардианцы для устранения тех неувязок и могут ли они вообще что-либо предложить. Ведь слабые места Марксовой концепции "превращения форм" — "цены производства" — таковыми и остаются. Едва ли уже пришло время включать теорию Сраффы в учебники — она еще должна доказать свое право на дальнейшее существование. Появление на этих страницах — не изложения, конечно, а только представления (презентации) теории Сраффы — обязано двум обстоятельствам. Во-первых, желанию обозначить хотя бы некоторые боковые ветви современной науки. Во-вторых (и это, пожалуй, важнее), тому, что казус Сраффы дает великолепную возможность ощутить, что в нашей науке нет ни вечных доктрин, ни запретных тем, ни заказных путей. Делай, что хочешь, только помни, что бремя убедить ученый мир в твоей правоте лежит на тебе самом. Считается, и не без оснований, что работы Джевонса, Менгера, Вальраса совершили в экономической науке революцию. В таком случае поворот на 180°, выполненный Сраффой и, в известном смысле, обесценивающий все, что было сделано в науке за сто лет до него, следовало бы назвать не революцией, а скорее контрреволюцией. Но последнее слово оказалось уже занятым для характеристики сдвига, совершенного несколько ранее в другой области науки. — 385 —
|