|
Итак, политику в XX в можно определить как производство непредсказуемого будущего, начинаемое по инициативе тех, кто верил в его научную предсказуемость — в исторические гарантии прогресса. Политика, таким образом, на деле является не плановым, а стихийным производством истории, конечные результаты которого неизменно расходятся с первоначальными замыслами. Именно такая политика бросает вызов другим, более размеренным формам социальной практики, внося в них непредсказуемые пертурбации. Политика выступает как античный рок, расстраивающий замыслы неполитических акторов, верящих в безыскусную разумность жизни и укорененных в повседневности. Трагическая дисгармония социального бытия выражается в том, что политика выступает наиболее действенным и в то же время наименее предсказуемым инструментом общественных изменений. Ни в чем другом с такой силой не проявляется способность человека менять лик общества, и в то же время ни в чем другом с такой силой не проявляется драматическое неведение того, какими будут реальные последствия этих изменений. Технологический цикл политики как производства нежданного иного можно разбить на следующие фазы: первоначальная (идеологически подкрепленная) уверенность ® интенсивность действия, равная этой уверенности ® результат, неожиданность которого тем выше, чем выше были показатели веры и интенсивности, относящиеся к предыдущим этапам. Эта романтическая стихия политики уже давно была взята на подозрение позитивистским сознанием; не случайно позитивизм выдвинул свой императив будущего, касающийся замены "политического управления людьми администратированием вещами" (Конт — Энгельс). Однако — и здесь мы видим еще один парадокс новейшей истории — чем настойчивее представители великих учений, от марксизма до либерализма, обещали отмирание политики, тем более властно она вторгалась в повседневную жизнь и тем непредсказуемее становились общие последствия этих вторжений. Последствия экономической рыночной степени, по поводу которых столь сокрушалась марксистская мысль, оказались поистине мизерными, по сравнению с гигантскими тектоническими стихиями политики. Здесь больше чем где бы то ни было мы имеем дело с пугающим и обескураживающим "иным" — с будущим, открывающим все новые, самые неожиданные глубины и впадины человеческого бытия и сознания. Не случайно, два позитивистско-сциентистских мифа сопутствуют политической истории нашего времени: о решительном ограничении или даже "преодолении" политики, и о переходе от стихийной "рыночной политики" соперничающих наций к плановой всемирной политике — так называемому новому мировому порядку. Эти мифы будут рассмотрены и оценены ниже. Теперь же остается затронуть еще одно понятие, присутствующее в названии книги — относящееся к глобализму. — 22 —
|