|
Восторженное упоение Гуттена блистательными успехами «процветающих наук» и «пробуждающихся умов» сменилось мучительным похмельем. …Ульрих фон Гуттен («Диалоги»): «Как только что-нибудь напишешь, они (курсив — Б. П., Е. П.) уже тут как тут: тщательно читают, вынюхивая, не чувствуется ли ересь, и если что-то им не понравится, хотя бы там ничего не было, тотчас выписывают; затем распределяют ошибки по статьям — ведь у теологов весьма острые суждения при оценке слов людей; если что-то их оскорбляет, они хмурят лоб, вытягивают губы, воротят нос, время от времени испуская вопли: «В огонь! В огонь!» Нельзя терпеть этой казни ума (курсив — Б. П., Е. П.), дьявольской, поистине нестерпимой выдумки! Объявлять вне закона ум, сжигать книги, истреблять науки, душить Писание — гнуснее ничего уже не придумаешь» [15, с. 163]. Действительно, казнить ум — излюбленное занятие подлецов . Желательно и предпочтительно — вместе с носителем этого самого ума. Через три с четвертью века после смерти Ульриха фон Гуттена, 11-го декабря 1750-го года двадцатитрехлетний профессор Сорбонны Анн Робер Жак Тюрго произнес с кафедры своего университета: «Нравы смягчаются… человеческий разум просвещается… изолированные нации сближаются» [105, с. 52]. Сказал — как сглазил. Практически сразу же (по историческим меркам) после этого восторженно-оптимистического пассажа — теперь уже — Тюрго на авансцену истории выходит французский врач Ж. Гийотен (Guillotin) со своим эпохальным изобретением — гильотиной (франц. — guillotine) как инструментом «смягчения нравов», «просвещения разума» и «сближения изолированных наций», как универсальным средством от головной боли: ведь не может же, в самом-то деле болеть то, чего уже нет. История повторяется? Да. Дважды? «Первый раз в виде трагедии, второй раз — в виде фарса» [67, с. 119]? Вот это — совершенно не обязательно. Она может повторяться и трижды, и четырежды, и энэжды, и притом — каждый раз в виде трагикомедии или — трагифарса. Сколько раз наступишь на одни и те же грабли, столько раз и получишь их черенком по лбу. И так будет повторяться до тех пор, пока что-нибудь не сломается: либо — черенок, либо — лоб. Если же так случится, что первым сломается все-таки черенок, то и тогда, при следующем наступании опять-таки на те же самые грабли получишь от них удар, хотя и не по лбу, но все равно — болезненный. Число взлетов строго равно числу посадок. В лучшем для взлетающего случае. В худшем — последняя посадка будет запредельно жесткой, то есть — катастрофой. — 28 —
|