|
Порой Катерине кажется, что о ней попросту забыли. Почти не вызывают на допросы. Вызывая, просят лишь подтвердить данные раньше показания. Не к добру это… Всю дорогу от Свердловска до Москвы Катерина провела у окна. Она всматривалась в пролетающие мимо дома, полустанки. В этих домах, представляла она, обычной жизнью живут обычные люди: ссорятся, мирятся, клеят обои, проверяют дневники у детей. И совершенно их не волнует, что сейчас, в эти самые минуты, мимо их окон несется по рельсам поезд, везет в Москву следственно-арестованную Максимову, и от осознания этого Катерина вконец чувствовала себя одинокой, никому не нужной… Если бы Гаупт не покончила с собой, возможно, Катерина так и осталась бы в Свердловске. Впрочем, сказались, может, и иные обстоятельства – в Москве, например, посчитали, что негоже столь серьезное дело доверять провинциалам. А может, виной всему была фигура главного заговорщика – «немецкого агента» Зорге. Так всегда и бывает: возделывают деревья одни, а плоды пожинают другие. Когда Максимову увезли в Москву, лейтенант Кузнецов, начальник следотделения ТО НКВД желдороги им. Кагановича, впервые за долгое время напился. Он пил от горя, от обиды: вместе с Максимовой в Москву уезжала и птица удачи, которую Кузнецов успел уже ухватить за хвост, но так и не поймал. И теперь уже вряд ли поймает. А через десять дней после того, как Катерину доставили в Москву, пятого декабря, судья Накасура объявил следствие по делу Рихарда Зорге законченным… Последний раз на Лубянке ее допрашивали в феврале 43-го. Усталый следователь даже не отрывает глаз от протокола. Ответы ему известны заранее. Но что такое? Следователь не верит своим ушам: – Я отказываюсь от показаний! В голосе Катерины звучит неожиданный металл. Она как будто снова вышла на сцену. Куда исчезло сломленное, жалкое существо? Теперь перед следователем сидит красивая, неприступная дама с высоко поднятой головой. – Да, – повторяет она, – Все это время я давала ложные показания. Никакой шпионской работы я не выполняла. Следователь растерян. Ему не раз приходилось слышать, как люди отказываются от своих слов, но только всегда это действие происходило в одном направлении. Сначала люди твердили о том, что невиновны. Потом – признавались. Здесь же – все было наоборот; словно часовые стрелки побежали в обратном направлении, справа налево. – У меня не было другого выхода, – Катерина продолжает монолог, – показания против Гаупт я дала только тогда, когда мне предъявили протоколы ее допросов, где она ссылается на меня, как на вербовщицу… Про Шталя мне сказали, что он арестован за шпионаж, и мой муж также известен органам НКВД как шпион… Меня вынудили показать, что Шталь рассказал мне про мужа, будто Рихард вел шпионскую работу против СССР… Но мне об этом ничего не известно… — 167 —
|