|
Эта, может, и миновала. Но на горизонте возникла опасность иная – может быть, не менее серьезная. Их отношения с Ларисой стали давать трещину. Одно дело – периодически встречаться с женщиной (этакий адьюльтерчик) и совсем другое – жить с ней. Ларису начало раздражать то, что Успенский целиком сел ей на шею: нигде не работает, пьет и ест за ее счет. «Помоги мне хотя бы сделать документы», – взмолился он после очередного скандала. В это время Матсон работала в школе медсестер. Напечатать справку о том, что гр-н Шмашковский служил здесь помощником директора по хозчасти, равно как и выписать справку о лечении, не составило особого труда. Разрыв был уже неминуем. В марте 1939-го Лариса уехала в Москву и назад больше не возвращалась. Вскоре от нее пришло письмо: все кончено, меж нами связи нет. Успенский писал ей в ответ. Молил пощадить. Клялся в вечной любви. Но Лариса хранила молчание. Через полгода он сторицей отплатит ей за все. «Это страшно развратная женщина, – покажет Успенский на допросе, – Будучи женой Матсона, Лариса Матсон одновременно сожительствовала с Нодевым[134] – заместителем Матсона, Ошвинцевым – председателем Облисполкома, Уборевичем[135] и Реденсом». И еще: «Между прочим, отец Матсон (Ларисы. – Примеч. авт .) – Жигалкович Г. В. содержался под арестом НКВД. Со слов Ларисы мне известно, что в целях освобождения отца она специально сблизилась с сотрудником ДТО НКВД (Дорожно-транспортный отдел. – Примеч. авт .) Соловьевым, который якобы вел следствие по делу ее отца. В результате в конце декабря 1938 г. Жигалкович был действительно освобожден». … После ухода Ларисы Успенский окончательно понял, как смертельно он одинок. Весь мир ополчился против него. Деньги подходили к концу, и он предпринял последнюю попытку – специально поехал в Москву, пришел к ней, упал на колени. Лариса и слушать не стала: прогнала. Он вышел на улицу и замер. Что делать? Куда идти? Ему нужно было выговориться, он устал от вечного, гнетущего одиночества. Ноги сами понесли его на Сретенку. Здесь, на углу Садового, жил его ближайший приятель Виноградов, с которым служили когда-то вместе… – Вот уж кого точно не чаял увидеть, – Виноградов явно обрадовался незваному гостю. Обнял, расцеловал. «Значит, он ничего не знает», – понял Успенский. – Как ты? Что ты? Из органов-то тебя, я слышал, поперли? Всякая ложь должна быть максимально приближена к правде, – это правило Успенский усвоил еще в самом начале своей чекистской карьеры. — 153 —
|