Уже одного этого факта вполне достаточно, чтобы Ядвига-старшая последовала за своей дочерью: на Лубянку. Однако здесь не привыкли работать по мелочам. Если действовать – так с размахом. Все новые и новые показания выводит на бумаге следователь: «Мать как-то рассказывала мне, что один из освобожденных ее стараниями из-под ареста ВЧК поляков в порыве благодарности заявил ей, что „за ее участие поляки ей в Варшаве поставят памятник». Узнаете? Ну конечно же, все это мы уже читали – правда, не в протоколах допросов, а в доносе приснопамятной гражданки Павловой. И о сводном брате – польском полковнике Кушелевском, существование которого Ядвига, в конце концов, вынуждена-таки была подтвердить. И о «нелепых контрреволюционных высказываниях». «Мать действительно распространяла контрреволюционную клевету. Так, несколько лет назад (…) мать вдруг мне заявляет: „Вот видишь, Яденька, как бывает. А когда Ленин был жив, он ведь писал, что Сталину нельзя доверять такой большой работы, а когда Ленин умер, все-таки доверили“. Я спросила мать, что она за ересь говорит, а она мне в ответ: „Не спорь, когда я сама собственными глазами читала это у Ленина“ (и она назвала мне какую-то газету, но не помню какую, где об этом было якобы написано). Я признаю, что скрыла и никому не сообщила о такой клевете, распространяемой матерью, хотя обязана была это сделать тогда же». Вот так – ни больше ни меньше. Обязана была донести на родную мать, но не донесла. Впрочем, это никогда не поздно… Так в протоколах допроса появляются подробности, которых не знала и не могла знать стукачка Павлова. О том, например, что Ядвига-старшая «была любовницей» некоего ксендза-немца, арестованного потом за шпионаж. («Мать всеми силами пыталась его выручить, но ничего из ее хлопот не получилось и его не то расстреляли, не то другой приговор был».) Или о том, что на одном торжестве по случаю октябрин ее выбрали в президиум, как сестру Дзержинского, но «она выступила с речью против октябрин и стала доказывать правильность обряда крещения». Или о том, что в конце 20-х Ядвига Эдмундовна привезла из Новороссийска заявление от католической общины, которая протестовала против закрытия костела, и даже ходила с ним в польское посольство. Впоследствии в обвинительном заключении против племянницы Феликса показания эти будут подытожены даже без всяких дополнительных проверок, к чему обременять себя лишними хлопотами – следующим образом: «Ее мать, соединявшая в себе фанатическую религиозность и моральную распущенность, случайно оказавшаяся после революции вблизи Ф. Э. Дзержинского, в антисоветских целях содействовала незаконным освобождениям и бегству арестованных контрреволюционеров, в том числе польских шпионов, и вступала в сношения с польским посольством в Москве». — 137 —
|