|
Многие художники наблюдают эти поля, а визуальные виды искусства стремятся сделать их видимыми, ведь именно они на самом деле являются источником красоты в материи. В основном, объекты получают жизнь благодаря красоте и желанию, и художники могут сделать их видимыми. Мы, плеядеанцы, хотели бы обратить ваше внимание на заговор четырехмерных единиц разума, стремящихся лишить вас способности видеть эти поля. Современное искусство и музыка часто принимают уродливые формы, показывая то, чего никто не хочет ни видеть, ни слышать. Но когда художник стремится к истинной красоте, эти поля можно почувствовать и услышать. Великое искусство заставляет ваше сердце расширяться, и подобные методы восприятия представляют собой сущность плеядеанской страсти. Древние объекты, такие как Сфинкс или Пантеон, — особенно подходящие места для наблюдения за этими полями, ведь они так долго оставались в третьем измерении благодаря интенсивным человеческим эмоциям. Поэтому великое искусство часто изображает святые места и древние артефакты Существующие и сохранившиеся древние артефакты и святые месте являются идеальной хроникой вашего любопытства и страсти. Ваше сердце расширяется, потому что красота, пребывающая в форме благодаря заботе людей, фокусирует вас в третьем измерении и расширяется посредством шестимерных морфических полей. Вы трепещете и испытываете благоговение, когда подобные переживания вызывают у вас ощущение снижения плотности. Это помогает вам почувствовать свою свободу и гармонию. И именно тогда мы можем посылать вам импульсы и побуждать к следованию за вашими увлечениями. Мы, плеядеанцы, не понимали, почему четырехмерный разум хочет закрыть вас. Мы начали осознавать это, когда наша посредница вновь обрела свое шестимерное зрение. Теперь мы видим, что четырехмерные контролирующие силы верят, что не могут обращаться с вами как с крысами в павловской лаборатории, если вы способны воспринимать многомерные каузальные поля шестого измерения. Знаете что? Они правы! В ноябре 1994 года наша посредница стояла на балконе, глядя на Акрополь, омываемый ярким звездным светом, что редко случается в Афинах. Орион и Сириус сверкали, словно кристаллы алмаза, и она созерцала идеальную симметрию Парфенона. Внезапно весь храм стал таким же, каким был в 600 году до н. э., и совершенство белого мрамора, сияющего в ночном небе, было сущностью истинной красоты. Пока она стояла гам, зачарованная, все углы и изгибы строения начали испускать лучи бело-голубого света, будто в ночном небе за Парфеноном разгорается северное сияние. Огромное геометрическое поле сложной формы возникло из Парфенона и распространилось по небу. Она увидела световые структуры, поддерживающие его форму с 600 года до н. э. Словно новый белый Парфенон выстраивался на экране и поднимался к звездам. На следующий день она купила мраморные статуи афинского классического периода. Впервые она увидела эфирную красоту в лице Афины, совершенную геометрию, выраженную в простых складках ткани на теле, и пропорции души, заметные в напряженных и здоровых мускулах ног, шеи и рук. — 141 —
|