|
Из пятидесяти отобранных всем было за семьдесят пять, так что по статистике кое-кто из них в следующем году вполне мог и умереть (ожидалось примерно 17 %). А получилось, что спустя два года все, кроме троих, остались по-прежнему живы. Одиннадцать впали в прежнее свое состояние безразличия, но оставались здоровы. Эти два эксперимента вызвали у меня восхищение, особенно последний, поскольку сразу же становилось ясно, что успех со стариками с лихвой перекрыл все ожидания. Алкоголики были уже избранной группой; Маркс предполагал, что «творческое меньшинство» дает большой процент алкоголиков. Так что успех на восемьдесят два процента, в принципе, можно было и ожидать. А вот полсотни стариков были группой типичной; даже подбор четверки «творческих» особой погоды в плане шансов на успех не делал, потому что в доме и не набиралось полусотни людей старше семидесяти пяти. Так что если говорить о сравнении, то здесь уровень успеха и близко нельзя было предугадать. И все же поначалу казалось необъяснимым. Старикам от будущего ждать нечего. Алкоголик, излечившись, может еще многое наверстать, может даже добиться больших успехов. Старики в ходе эксперимента знали, что вряд ли уже покинут дом (хотя и, судя по всему, великолепно обустроенный). Так почему уровень рецидива у них оказался настолько ниже, чем у алкоголиков? Маркс не делал попытки это объяснить. А вот объяснение, пришедшее на ум мне, явилось едва не самым волнующим во всей цепи моего осмысления. Известно, что с наступлением старости воля жить из людей постепенно уходит; будущее все более скудеет, нет больше волнующего ожидания, влюбленности или открытия чего-то нового, Так что, по логике, и какое бы то ни было развитие постепенно замирает. «Не говорите мне о глубокомыслии старости», — говорит Т. С. Элиот. А что, если это предположение ошибочно? Предположим, действительно, что старение само по себе автоматически содержит вызревание — процесс, которого мы в большинстве случаев не сознаем, так как в пику ему усугубляется распад. Возможно, это тот случай, когда древним было виднее. У них было принято к старикам относиться как к естественному воплощению мудрости. Сегодня мы видим лишь противоположное: старость ассоциируется с одряхлением. Хотя в древних формациях было куда больше способов поддерживать стариков в форме. Жить было труднее; пожилые играли более активную роль в жизни племени и так далее. Распад шел медленнее. (Может, потому во многих древних источниках упоминается о людях на редкость старых — Ной, Мафусаил[89] и т.д.?) Естественной мудрости распад не противоречил. — 30 —
|