|
Вся эта сумятица не остановила наше дальнейшее изучение проблемы. Мы оба находили силы на несколько часов полностью уходить в работу, забывая обо всем. Но все теперь происходило несравненно медленней. Мы жили теперь с чувством постоянной опасности. Если «им» удалось превратить в сексуального маньяка Роджера Литтлуэя, то чего они только ни натворят, когда мы вплотную приблизимся к секрету? Роджер и без того уже относился к Генри с ненавистью; Джонсон-Хикс рассказал ему, что Литтлуэй хочет, чтобы он признал себя виновным. Что, если ему вдруг придет в голову спалить дом? Однажды вечером в начале ноября мы с Литтлуэем сидели в библиотеке; я читал книгу о майя, он отсутствующим взглядом смотрел на огонь. Неожиданно он произнес: — Знаешь, а ведь все бы наладилось, перестань мы просто о «них» вызнавать. На кого он ссылается, гадать не приходилось. Однако было в его тоне что-то, заставившее меня пристально на него посмотреть. — Откуда ты знаешь? — Так, знаю. Но я упорствовал. — Как? Тогда он рассказал, что, пока смотрел в огонь, ему подумалось, не уехать ли из Лэнгтон Плэйс примерно на полгода, но потом он отверг эту идею: походило на дезертирство. И тут совершенно внезапно в голове возникла мысль: «Если ты перестанешь допытываться о «них», твои проблемы закончатся. Если нет — станет еще хуже». Эта мысль, подчеркнул Литтлуэй, не была оформлена словесно, она явилась внезапной вспышкой, внушающей полную убежденность, непререкаемую правду. — Ты считаешь, это был сигнал от «них»? — спросил я. — По-моему, да, — ответил он после долгого молчания. Так вот оно что: предложение. Безусловно, невероятно соблазнительное. Постоянные осложнения начинали досаждать, у нас обоих начала зарождаться какая-то мания преследования. В конце концов, настолько ли все это важно? Впереди у нас целое будущее, так что нам до какой-то отдаленной эпохи земного прошлого? С другой стороны, оба мы ученые. Принять эти условия — все равно что врачу нарушить клятву Гиппократа. И почему их так заботит секретность? В чем тут дело? Все равно, какое-то время мы прибрасывали эту идею. Отвергнуть ее нас в конце концов побудило то, что случилось на следующий день. На Роджера напали трое юнцов и отколотили так, что он попал в больницу с пробитым черепом. На него, лежащего у дороги без сознания, случайно набрел почтальон. Позже он говорил, что просто прогуливался, и тут какие-то трое юнцов, узнав его, начали обзываться. Он велел им заткнуться, и тут на него накинулись, сбили с ног и начали пинать, пока он не потерял сознание. Я лично подозреваю, что Роджера застали за подглядыванием в окна; сельский доктор говорил, что о Роджере ходила молва как о «любопытной Варваре». — 152 —
|