|
– Куда едешь, заворачивай, не вишь, что делается! – Что стряслось? – спросил Микула. – Печенеги идут, со стороны Суды и Хорола надвигаются! – А много их? – Тьма-тьмущая! Из Киева и Чернигова дружины наши вроде вышли на перехват, да что они сделают без князя… – Как, разве Владимир не в Киеве? – Да бают, к варягам опять за море подался войско собирать. В сих постоянных войнах с печенегами сколько людей уже полегло, да ещё шесть тысяч лучших ратников грекам отослал, новых теперь пока наберёт… – Как грекам? На Визанщину? – Ну да, царям Василию с Константином в подмогу. Они князю нашему – сестру свою в жёны, а он – лепших воинов русских на защиту ихней империи, гори она ясным пламенем! Так что только малые дружины для обороны градов остались… Они объединиться решили да народное ополчение собрать, чтоб не пропустить степняков за Непру-реку… – А вы что же? – А мы люди не ратные, спасаться надобно. Ну, заворачиваешь, или пропусти, дай дорогу! Земледельцы, скотоводы и ремесленники из окрестных селений решали этот вопрос каждый по-своему: кто пошёл в ополчение воевать против супостата, кто, побросав в телеги нехитрые пожитки и посадив семью, спешил покинуть место предстоящего сражения; иные спасали стада коров и быков, угоняя их подальше в укромные места. Отряду Микулы предстояло сделать свой выбор, для чего и собрались люди на Коло, чтобы держать совет. Худой мужик в латаной рубахе, суконных портах и старых опорках встал, сутулясь, как будто сама темнота давила на его костлявые плечи, промолвил: – Мы не токмо за свои головы печёмся, а про детей своих и жёнок наперёд думать должны. Как станем мы супротив печенегов? Перебьют нас, на кого родные останутся? А то и в полон угодят… Я мыслю, уходить надобно поскорей. Что печенеги, что княжеские дружинники, и от тех и от других несдобровать… Худой мужик опять понурил голову и сел на колоду. – А что, пущай княжеская дружина с печенегами разбирается! – раздались несколько голосов. – А коли не остановит степняков дружина? – спросил кто-то из задних рядов. – Пойдут они по Руси гулять, таких же, как наши, жён и детей сиротить… Вновь воцарилось тягостное молчание. Тогда поднялся Микула и заговорил, взвешивая каждое слово: – То так, что гридни княжеские нам не товарищи, может, кто из них наши хаты палил, родных убивал да калечил. Однак и степнякам волю давать, чтоб землю Русскую грабили, тоже не дело. Слыхали ж, князя нету, дружин мало, и надеяться не на кого, кроме как на самих себя. Все мы тут, – он обвёл широким жестом, – с разных земель, от Буга-реки и Роси, с земель Киевских и степей Таврийских, люди Полянские и древлянские, – всех нас собрало одно Лихо, и идём мы к полуночи, от беды спасаясь. Выходит, что утекаем, а землю свою Русскую на разор степнякам оставляем… — 143 —
|