– Мне на твоих читателей на…ть! Я вон сейчас им моргну, – кивнул Семенов на охранников, – они тебе, понимаешь, читателей покажут шомполов на сто! – Только вы меня не пугайте, атаман! – громыхнув кулаком о стол, сказал Ванюшин. – Я не из пугливых! – Ишь, – усмехнулся Семенов, – а ты, писака, шустрый… Сядь, не верещи. Атаман достал с подоконника бутыль со спиртом, настоянным на женьшене, и долго любовался корнем в бутылке, разглядывая его на свет. Корень был похож на танцующую женщину с руками, заломленными над головой. – Как балеринка, – нежно сказал Семенов, – ишь, стервоза, изгиляется. Вроде вашего брата корреспондента… А ну, по стакашке. Он разлил чуть зеленоватый спирт по граненым стаканам, разрезал на две части несколько больших луковиц, присолил их и подвинул – большую Ванюшину, а поменьше и с прозеленью посредине – Меркулову. Молча чокнувшись, выпили. Потом по-лошадиному мотали головами, нюхали лук, утирали заслезившиеся глаза. – Ну, с чем приехали? – спросил Семенов. – Манускрипт привезли от этого… как его… премьера вашего? – Нет. Не привезли, – ответил Меркулов. – Устное предложение. – Вываливай. – Правительство жалует вам звание генерал-лейтенанта и назначает командующим всей кавалерией Русской освободительной армии. – Тут нищих нет. – Григорий Михайлович, да неужто общее наше дело вас не волнует? – тихо спросил Ванюшин. – Ну, что вы как на базаре? Мы к вам пришли, мы вас просим – включайтесь в борьбу, мы вам приносим звание, которого у вас не было, вы ведь всего-навсего полковник, мы даем вам пост, который почетен и мужествен, а вы торгуетесь, как купчишка. – Так, спутник ваш, министр иностранных дел, он из этого племени, – впервые за весь разговор улыбнулся Семенов, – они сами с братцем из купчишек. Иль нет, Николай Дионисьевич? – Уж если мы из купчишек, – серьезно ответил Меркулов, – так вы, дорогой атаман, из таких густопсовых мужиков, что мы друг от друга недалеки. Происхождением куражиться – забота аристократов, а мы с братом – плебеи и, право, горды этим! – Ладно, – сказал атаман после минуты молчания. – Бронепоезд дам и конников подброшу, чтоб визгом подмогли. Посмотрите, на что мои семеновцы-молодцы горазды. А там решим, кем мне идти: кобылами заправлять, либо людишками командовать. В газетенке, понимаешь, об этом черканите, что, мол, семеновцы-удальцы порубали вдосталь саблями во славу оружия российского. Про меня можешь не писать, я не гордый, я здесь тихо живу, как в Тульчине. — 168 —
|