Анне было приказано стать служанкой и рассказчика тоже; в характерном эпизоде она стоит на коленях перед ним, в то время как Клэр сечет ее по ягодицам и исполняет акт фелляции, пока рассказчик направляет ее голову. В критической сцене романа Анне высечена до потери сознания Клэр и рассказчиком (который затем содомировал ее). В этой сцене Клэр сама начала склоняться к мазохистским соблазнам; в последней главе она зовет рассказчика и получает приказ раздеться, а затем, пока он проникает в нее, говорит ему, что любит его. Вряд ли требуются доказательства того, что этот роман - о власти и доминировании.
В то же время также ясно, что фантазии, подобные этим, основаны на неудовлетворенности. Мужчина мечтает о весьма женственных девушках, которые полностью признавали бы его мужское превосходство и почитали себя его собственностью. Если он действительно найдет такую девушку, то, возможно, больше никогда не почувствует необходимость причинять ей боль. К сожалению, он женат на женщине, которая себе на уме, которая относится к нему с налетом презрения. Поэтому в своих мечтах он порет свою идеальную девушку и публично ее унижает...
Отношения между Анне и ее «хозяевами» - нормальные сексуальные отношения, увиденные через увеличительное стекло. Эмоции, которые были бы малой составной частью отношений, увеличены в десять крат относительно своего исходного размера. Это можно очень ясно увидеть в пассаже из «120-ти дней» де Сада, в котором Софи раздета и держит свои ноги разведенными; каждый элемент в этой сцене преувеличен. В нормальном половом акте мужчина и женщина в темноте сплетены друг с другом, и, когда женщина достигает оргазма, мужчина может лишь гадать о том, он овладевает ей или она овладевает им. Детали размыты. Его предельно ограниченное поле восприятия акта - крупный план - растворяет его значение. Внезапно брошенный взгляд под мини-юбку девушки, когда она наклонилась вниз на улице, произведет более чистое ощущение всеобъемлющего смысла, желание немедленно снять с нее одежду; но в кровати с девушкой, которая больше не незнакомка, часть его принимает ее как само собой разумеющееся. Робот пришел на смену. Его воображаемый образ выгорает, поскольку он зависит от прямого смысла.
И все «сексуальные извращения» - это просто попытка вернуться к общей перспективе, к «виду с птичьего полета», к прямому видению цели; чтобы возбудить импульс, который будет поддерживать мужчину от начала акта до конца. Он может просто захотеть, чтобы девушка надела черное нижнее белье и разделась перед ним. Он может (подобно Уолтеру) захотеть, чтобы она говорила непристойности. Он может захотеть, чтобы она оделась как школьница или медсестра. Или он может захотеть, чтобы ее выпороли или заковали в цепи до сношения. Все эти выдуманные ситуации являются эквивалентом зеркала Мачадо, которое неожиданно восстановило поврежденный и неполный воображаемый образ. Когда Герцог де Бланже приказывает Софи раздеться, он неожиданно становится всемогущественным мужчиной в присущей ему роли сексуального агрессора.
Необходимо принять во внимание, что в «L’Image» не изображено ничего в основе своей неправильного в отношениях между мужчиной и женщиной, и не важно, что борцы за женское равноправие могут сказать обратное. Это нормальные отношения между мужчиной и женщиной; именно по этому выражение «сделать» девушку является синонимом обладания ей; мужчина - творец, женщина - «творение». Несостоявшиеся мужские фантазии о сексе потому и стали фантазиями, что им необходимо быть «сильнее», чем реальность: покорность девушки должна быть преувеличена; чем больше он нафантазирует, тем сильнее он станет привыкать к этому; и более явные элементы будут «увеличены». Сексуальные перверсии, подобные Садовским, указывают не на мужскую жестокость, а на слабость его фантазии, его неспособность поддерживать явный воображаемый образ.
— 22 —
|