Сняв пальто в полутемной прихожей, я прошел в небольшую комнату. Лорик, несмотря на свое высокое положение в художественном андеграунде, жила крайне бедно. Вместо шикарной мебели, которую я ожидал увидеть, в комнате стояли старенький диван, шатающиеся угрюмые стулья и детский голубой стульчик. Крохотный стол, больше похожий на табуретку, покосился на гнутых ножках и, казалось, в любой момент готов был развалиться, а в углу красовалась неуклюжая новогодняя елка. На стенах с зелеными в цветочек обоями висело несколько картин, изображавших, как мне показалось, сцены из жизни клошаров. – Я из высоких принципов не забочусь о мещанской обстановке, – сказала она. – Меня более интересуют тайны человеческой души. А квартиру использую лишь для ночевки. Самую интересную часть жизни я провожу вне ее. Я поставил бутылку шампанского на шаткий столик. – О, умный мамасик, – произнесла она, – знает, как Лорику угодить. – Это Джи приучил, – сказал я. – "Не веди себя в гостях так, будто ты самый прекрасный подарок в мире, – говорил он, – лучше поставь на стол шампанское – и твой визит даст желаемый результат". – Смотри, он уже и Папу нашего цитирует! А вот сам-то ты чего хочешь? Зачем к Лорику пожаловал? – Ищу Путь к Просветлению, – гордо заявил я. – Зачем ты привел ко мне этого идиота, подпольщик Сильвер? – возмутилась она. – Ну ладно, мамасик, открывай шампанское, потом разберемся. – Извините, – засуетился вдруг Сильвер, – я спешу в элитарные эзотерические круги читать доктора Штейнера. – Бедный Сильвер, – сочувственно произнесла Лорик, – и ты туда же! И что тебе, Христа мало? Шел бы ты лучше в монастырь да Богу жизнь посвятил. А то мотает тебя нелегкая по всяким там заграничным докторам Штейнерам. – Эти высокие пространства для тебя пока недоступны, – прошептал он мне и рванулся к выходу. – Да брось ты! – придержал я его. – Общество Джи – вот самое недоступное пространство. Доктор Штейнер давно умер, а по книгам к Абсолюту не допустят. Сильвер открыл дверь и застучал костылями по ступенькам. – Да читает он Штейнера, небось, в кругу изысканных московских барышень, пудрит им мозги, а они за это его любят. Как же ему теперь доктора не уважать-то? – подметила Лорик, пока я разливал шампанское. – А это вот сынулька мой, Юрасик, – добавила она, мотнув подбородком в сторону мальчика лет пяти, – крепко саблю держит в руке. Он своего не упустит, учись у него. – Сейчас порублю тебя на мелкие кусочки, – заорал сынулька и принялся колотить меня пластмассовой саблей, а минуту спустя схватил ломаный будильник и нацелился мне в голову. — 73 —
|