– Ну что, Петрович, – спросил я, – будешь ли ты писать письма своим зазнобушкам? – А мне некому писать. Это тебе надо отчитываться Гиацинте, где ты колобродишь, а я свободный человек. – Как тебе не совестно, Петруша, – обратился к нему Джи, – ты ведь находишься на обучении. Это то же самое, что пребывать на службе у его превосходительства. Около двадцати наших братушек и сестренок ждут от тебя посланий с весточками о Школе. А ты, засунув руки в брюки, дефилируешь по священной земле Туле, как малоуважаемый трэмп. Покрутившись перед носом Нормана, мы с Петровичем сели у занавеса авансцены и на алюминиевых ящиках стали писать письма. Я смотрел на своего друга, который, перед тем как написать несколько строк, весь извертелся и покрылся мелкими капельками пота. – Что, брат Елдырин, – произнес я, – письма не ящики – тут надо мысль включать. – Ну, чего расселись, ленивцы, – рявкнул возникший Петраков, – берите отвертки и быстро чинить ящики. Я вам покажу, как на работе бумагу марать! Небось, доносы строчите? Когда после концерта редкая публика разбрелась по домам, а музыканты покинули опустевший зал, Джи пригласил нас на сцену. – Ну а теперь, горе-ученики, покажите мне свои письма, которые полетят в другие города с эфирной вестью. – Я написал письмо Молодому Дракону, – надуваясь от гордости, произнес Петрович. – Может быть, с него и начнем? По мере того как Джи знакомился с нашими опусами, лицо его становилось все более хмурым. – Ужасно! – сказал он наконец. – Вместо сердечных и изысканных посланий, наполненных школьными идеями, вы посылаете ждущим сердцам затвердевшие куски бетона, облеченные в корявые обрывки моих прекрасных мыслей. И это мои ученики, которые, имея высшее образование, не могут связать двух слов! А я лелеял мечту, что вы когда-нибудь станете подобием петербургских писателей Панаева и Скабичевского. – Я все понял! – подскочил на стуле Петрович. – Отдайте мое письмо, я его порву! – Нет, – ответил Джи, – так делают только плебеи. Аристократ отвечает за каждое слово, которое он сказал или написал. Раз написал такую гадость – пошли, а потом прими все обвинения разгневанного Дракона и ответь на них галантно. Я вам даю знание не для того, чтобы вы похоронили его в себе, как в каменных гробах. Вы должны донести его до многих нуждающихся душ… Я взглянул на Петровича: он ерзал и суетился на стуле, как мышь в мышеловке, смотрел на часы, хмурился и хлопал бровями. – Что это с тобой, Петруша? – удивился Джи. — 249 —
|