– Это как раковая опухоль, – заметила Кэт, – с годами растет и пожирает душу. А впрочем, милочка, лучше ты растолкуй этому простаку, в чем дело. – Кундабуфер – это некое невидимое устройство внутри тебя, которое не позволяет столкнуться друг с другом противоречивым «я», – очаровательно произнесла Натали. – А что будет после его разрушения? – На какое-то время ты сойдешь с ума, – засмеялась Кэт. – Но затем, если хорошее в тебе перевесит плохое, то ты сможешь стать целостным человеком, – добавила Натали. – Если стремление к вертикали перевесит твою запрограммированную горизонталь, то ты станешь реальным адептом, – продолжил Джи. Я понимающе вздохнул и под пристальным взглядом Кэт повесил пальто на вешалку. – Присаживайся, – сквозь зубы произнесла она. – Надеюсь, ты не будешь вечно искать защиты у женщин, – и, бросив на меня уничтожающий взгляд, презрительно отвернулась. – Вторая бутылка пришлась к месту, – заметил Джи, – ситуация вновь стала набирать градус, достаточный для того, чтобы расплавить твою закристаллизованную структуру. – Но для этого тебе не мешало бы пройти школу Ваньки Жукова у моей беспощадной подруги, – добавила Натали. – То есть делать по дому самую грязную работу, – с надменной улыбочкой произнесла Кэт. – Это обязательно? – спросил я, с надеждой поглядывая на Джи. – Без этого твое обучение выродится в развлекательную прогулку, – серьезно произнес он. Два часа подряд Кэт едко разбирала все мои скрытые противоречия, о существовании которых я даже и не подозревал, – она пыталась расшатать мой «железобетонный», по ее словам, кундабуфер. В течение этой долгой ночи я неоднократно засыпал, непроизвольно норовя сползти с горячего стула, но Кэт твердой рукой усаживала меня обратно. Наконец у нее стали слипаться глаза, и она, вытащив из темной комнаты два матраца, презрительно бросила их мне под ноги. Затем достала из шкафа четыре старых полушубка и пальто бывшего мужа. Дверь в комнату захлопнулась, щелкнул замок. Мы с Джи мгновенно рухнули на матрацы и забылись глубоким сном. Я проснулся оттого, что почувствовал сильные удары в бок. Это Лизонька, дочь Кэт лет десяти, ожесточенно пинала меня ногами. Я бросил взгляд на будильник: было девять утра. Увидев, что я проснулся, она отпрыгнула и спросила ядовитым писклявым голосом: – Кто ты такой и кто тебе позволил спать в нашей квартире? – Твоя мама, – ответил я. Мой голос, хриплый от водки и ночного мороза, напугал Лизоньку. – Моя мама никогда такого бродягу не пустила бы в дом, – запинаясь, сказала она и отступила к двери. — 16 —
|