|
Земной стопе не мерить эти главы, На них заря Всесильным зажжена. А вот строки из другого стихотворения: О, если бы, преодолев страданья, Могла я сердцем горний мир объять! Мне имя Иисуса повторять И жить им до последнего дыханья… Потирая пальцем морщины на переносье, Микеланджело несколько секунд раздумывал над только что прозвучавшими строками. — Она пишет как женщина глубоко уязвленная. — Смертью. — Позвольте усомниться в этом. — Тогда чем же? — Мое чутье говорит, что тут замешаны другие печали. Когда Томмазо ушел, Микеланджело велел Урбино заправить лампу и тихо уселся за стол, шелестя листами стихотворений и вникая в их суть. В одной поэме, обращенной к маркизу, он прочел: Досель тебя, Любовь, я не бежала, Твоей темницы сладкой не кляла. В какие б тучи ни сгущалась мгла, Всем существом тебе принадлежала. Я только на тебя и уповала, Но ныне вкруг прекрасного ствола Трава печали кольца завила, Рассыпав злые терния и жала. Теперь меня влечет иное царство, Где раненой душе найду лекарство, Не в силах иго прежнее нести. И пусть слова прошения суровы, Я говорю: сними с меня оковы, Позволь опять свободу обрести. Он был полон недоумений. Почему Виттория описывала свою любовь как темницу и иго? Почему она стремится обрести свободу от любви, которой отдала всю жизнь? Ему надо было дознаться правды, ибо теперь он ясно чувствовал, что любит Витторию, любит с того ослепительного мига, когда впервые взглянул на нее в саду монастыря Святого Сильвестра. — Есть возможность получить кое-какие сведения, — уверял его изобретательный и неутомимый Лео Бальони. — Надо пощупать живущих в Риме неаполитанцев, особенно тех, кто был в сражениях вместе с маркизом. Дай мне время, я присмотрюсь, на кого из них можно положиться. Чтобы разузнать, что требовалось, Лео потратил пять дней; в мастерскую к Микеланджело он явился уже совершенно разбитым от усталости. — Факты посыпались на меня дождем, как будто где-то на небесах вытащили пробку. Но что меня удручает, Микеланджело, хотя я и стал циничен в преклонных летах, — это обилие легенд, выдаваемых за истину. — Урбино, будь добр, принеси синьору Бальони бутылку нашего лучшего вина. — Во-первых, у них был совсем не такой идиллический любовный роман, о каком тебе прожужжали уши. Маркиз никогда не любил своей жены, он бежал от нее через несколько дней после свадьбы. Во-вторых, у него всегда были любовницы на всем пути от Неаполя до Милана. В-третьих, под любым предлогом, на выдумку которых так способны изобретательные мужья, он избегал заезжать со своей женой в тот город, где бывал раньше. В-четвертых, этот благородный маркиз пошел на одно из самых подлых в истории, двойных предательств: он изменил как императору, так и своим сообщникам по заговору. Есть слух, что он умер не на поле боя, а далеко от него, — просто был отравлен. — 644 —
|