Микеланджело подумал минуту, потом сказал: — Бертольдо, мне надо побыть наедине с самим собой, поработать без всякого присмотра — даже без вашего. Если мне нужно будет что-то спросить, я сам к вам приду. Губы Бертольдо дрожали. — Так ты наделаешь гораздо больше ошибок, caro, и тебе нелегко будет исправить их. — Разве это не лучший способ обучения? Довести свою ошибку до ее логического конца? — Но добрый совет помог бы тебе сберечь время. — Времени у меня достаточно. В усталых бледно-голубых глазах Бертольдо мелькнуло что-то отчужденное. — Ну, конечно — улыбнулся он. — У тебя достаточно времени. Если понадобится помощь, приходи ко мне. Вечером, когда почти все уже покинули Сады, Микеланджело обернулся, почувствовав на себе пылающий взгляд Торриджани. — Значит, ты так загордился, что уже не хочешь рисовать рядом со мной? — Ах, это ты, Торриджани! Я хотел немного уединиться… — Уединиться! От меня? От своего лучшего друга? Тебе не надо было никакого уединения, пока ты был новичком и нуждался в помощи товарищей. А теперь, когда тебя отличил Великолепный… — Торриджани, поверь мне, все остается по-старому. Ведь отсюда до павильона не больше двадцати саженей… — Это все равно что двадцать верст. Я говорил тебе, что, когда ты начнешь ваять, я поставлю твой рабочий верстак рядом со своим. — Я хочу сам делать свои ошибки и сам отвечать за них. — Не означает ли это, что ты боишься, как бы мы не воспользовались твоими секретами? — Секретами? — Микеланджело уже не на шутку сердился. — Какие могут быть секреты у скульптора, который только еще начинает работать? Ведь это первое мое изваяние. А у тебя их, наверно, с полдюжины. — И все-таки не я тебя отвергаю, а ты меня, — упорствовал Торриджани. Микеланджело замолк. Нет ли какой-то доли истины в этом обвинении? Да, он восхищался Торриджани, восхищался его красотой, его анекдотами и рассказами, его песенками… но сейчас ему не хотелось уже ни разговоров, ни анекдотов, его мысли были заняты одним — камнем, который с вызовом стоял прямо перед его глазами. — Ты предатель! — сказал Торриджани. — Когда-то я сам был под покровительством старшего. Но тот, кто предает старшего, обыкновенно плохо кончает. Через несколько минут явился Граначчи, вид у него был сурово-озабоченный. Он осмотрел все, что было под навесом: наковальню, грубый широкий стол на козлах, скамьи и доску для рисования на подъемной платформе. — Что стряслось, Граначчи? — 126 —
|