|
станции, они возмутились и стали бранить сыщиков. - Что вы понапрасну беспокоите бедного садху? - говорили они. - Разве вы не показали этим негодяям своего билета? - спрашивали они меня. Я мягко возразил: - Мне не трудно показать билет лишний раз. Они ведь только исполняют свой долг. Мой ответ не удовлетворил пассажиров, их симпатия ко мне росла, и они громко протестовали против такого несправедливого обращения со мной. Но сыщики - это еще полбеды. Самой настоящей пыткой были мои поездки в вагонах третьего класса. Особенно тяжелой была поездка из Лахора в Дели. Я ехал тогда из Карачи в Калькутту через Лахор, где должен был сделать пересадку. Я не мог найти свободного места в поезде. Вагоны были переполнены. Тот, кто посильнее, кое-как пробирался в вагон через окошко, если двери были заперты. Я должен был быть в Калькутте к назначенному для митинга дню, и если бы я не попал на этот поезд, то не поспел бы вовремя. Я уже почти потерял надежду попасть на поезд. Как вдруг какой-то носильщик, заметив мое отчаяние, подошел ко мне и сказал: - Дайте мне двенадцать ана, и я достану вам место. - Хорошо, - сказал я. - Вы получите свои двенадцать ана, если найдете мне место. Носильщик обежал все вагоны, умоляя пассажиров хоть немного потесниться, но никто не обращал на него никакого внимания. В самый последний момент, когда поезд уже должен был тронуться, кто-то из пассажиров сказал: - Места здесь нет. Но, если хочешь, втисни его сюда. Разумеется, ему придется стоять. - Ну как? - обратился ко мне носильщик. Я охотно согласился, и носильщик втиснул меня через окно. Так я очутился в вагоне, а носильщик получил свои двенадцать ана. Ночь была для меня пыткой. Все пассажиры кое-как уселись. Я же простоял два часа, держась за цепь верхней койки. Некоторые пассажиры то и дело обращались ко мне: - Почему вы не садитесь? - спрашивали они. Я пытался объяснить им, что сесть некуда. Но они не могли спокойно относиться к тому, что я стою у них перед глазами, хотя сами лежали, — 375 —
|