|
этой или какой-нибудь другой пищи, я бы сделал это без всякого колебания. Так вот: хотя меня не побуждают к этому медицинские соображения, я отказываюсь на год от соли и бобовых независимо от того, сделаешь ты то же самое или нет. Она была потрясена и воскликнула с глубокой скорбью: - Умоляю, прости меня. Зная тебя, я не должна была вызывать тебя на это. Обещаю отказаться от этих продуктов, но ради самого неба возьми свой обет обратно. Это для меня слишком тяжело. - Тебе будет полезно отказаться от этих продуктов, - сказал я. - Я ничуть не сомневаюсь в том, что тебе станет лучше, когда ты это сделаешь. Что касается меня, то я не могу пренебречь обетом, данным мною с полной серьезностью. И наверно, это будет полезно и для меня, ибо всякое воздержание, чем бы оно ни было вызвано, благотворно для человека. Поэтому обо мне не беспокойся. Это будет для меня лишь испытанием, а для тебя нравственной поддержкой в осуществлении твоего решения. Она перестала настаивать. - Ты слишком упрям. Ты никого не послушаешься, - сказала она и заплакала. Мне захотелось поведать об этом случае, как о примере сатьяграхи и одном из самых сладостных воспоминаний моей жизни. После этого Кастурбай стала быстро поправляться. Что ей помогло: отказ от соли и бобовых и другие изменения в питании, а может быть, мое строгое наблюдение за точным выполнением других жизненных правил или же, наконец, душевный подъем, вызванный этим случаем, и в какой именно степени - сказать не могу. Но она скоро выздоровела, кровотечения прекратились совершенно, а репутация моя как знахаря еще более упрочилась. Что касается меня, то я лишь выиграл от новых ограничений. Я никогда не жалел о том, от чего отказывался. Прошел год, и я еще больше научился владеть своими чувствами. Этот опыт способствовал развитию склонности к самовоздержанию. Долгое время спустя, уже после возвращения в Индию, я продолжал отказываться от этих продуктов. Только в Лондоне в 1914 году я — 306 —
|