|
Чтению Канта мешали многие внешние жизненные обстоятельства. Не менее трех часов ежедневно уходило у меня на далекий путь от дома до школы. Вечером я возвращался не раньше шести часов. Затем приходилось преодолевать нескончаемую массу домашних заданий. По воскресеньям же я занимался почти исключительно черчением. Я стремился довести до величайшей точности геометрические построения, а также достичь безупречной чистоты в штриховке и наложении краски. Для чтения "Критики чистого разума" у меня почти не оставалось времени. Однако мне удалось найти выход из положения. История преподавалась у нас так, что учитель, казалось, излагает материал самостоятельно, на самом же деле он читал по учебнику. Преподанное нам подобным образом мы затем должны были изучать уже по нашему учебнику. Я подумал: ведь то, что написано в книге, мне все равно придется читать дома. "Лекция" учителя мне ничего не давала; из прочитанного им я не мог воспринять даже самого малого. И тогда я разделил книжку Канта на отдельные листы, вложил их в учебник истории, лежавший передо мной, и принялся за чтение Канта, в то время как с кафедры "преподавалась" история. Это было, конечно, величайшим нарушением школьной дисциплины, но не мешало никому и не наносило в данном случае ни малейшего ущерба моим занятиям историей. По этому предмету я всегда получал "отлично". Во время каникул чтение Канта усердно продолжалось. Некоторые страницы я перечитывал более двадцати раз. Я хотел определить отношение человеческого мышления к тому, что совершается в природе. На ощущения, порождаемые этими устремлениями мысли, оказывалось влияние с двух сторон. Во-первых, я хотел проработать в себе мышление таким образом, чтобы каждая мысль была вполне обозрима, чтобы она не отклонялась под влиянием какого-либо неопределенного чувства. Во-вторых, я стремился установить в себе согласие между таким мышлением и религиозным учением. Ибо и оно сильно интересовало меня тогда. Именно для этой области у нас были превосходные учебники. В полной самоотдаче погружался я в изучение догматики, символики, в описание культа, в историю церкви. Я очень интенсивно жил в этих учениях. Но мое отношение к ним определялось тем, что духовный мир означал для меня содержание, доступное человеческому созерцанию. Учения эти столь глубоко проникали в мою душу именно потому, что благодаря им я ощущал, как в процессе познавания человеческий дух может найти путь в сверхчувственное. Подобное отношение к познанию отнюдь не ослабляло во мне — и в этом я совершенно уверен — благоговения перед духовным. — 16 —
|