Когда карета остановилась, Самуил мрачным взглядом окинул старый уединенный дом, потом отдал приказание Леви, который выйдя из кареты, несколько раз постучал сильно в ворота, наглухо закрытые. Прошло довольно много времени, пока калитка открылась и из нее показалась хитрая рожа Николая Петесу. — Кто вы такие и как смеете поднимать шум у моего дома? — спросил он. — Вот письмо, очень важное, которое прошу вас передать князю Орохаю. — Здесь нет князя, и я не понимаю, что вы хотите,— подозрительно возразил Николай. — Так вы хотите лишить князя важного предостережения? Уверенность, с какой Леви говорил, казалось, поколебала Николая, он взял записку и запер ворота. Ничего не подозревая, счастливые Руфь и Рауль безмятежно сидели в будуаре, говорили о любви. Склоняясь на плечо возлюбленного, она глядела на него страстными глазами, жадно ловя каждое его слово! Рауль был нежен и мил, так как увлечение его хотя и значительно успокаивающееся, все же еще не угасло. Стук в дверь заставил их вздрогнуть, и из-за складок портьеры показалось бледное, встревоженное лицо Николая. — Виноват, ваша светлость! Но случилось что-то непонятное. Какой-то неизвестный привез вам письмо, крайне важное, по его словам. Весь вспыхнув, Рауль схватил письмо. — Кто может знать, что я здесь? — воскликнул он, с досадой разрывая конверт. На мгновение смертельная бледность покрыла его лицо, и глаза широко раскрылись, когда он прочел: «Князь! Я считал вас более последовательным в вашей антипатии ко всему еврейскому, столь же щепетильным в выборе ваших любовниц, как в выборе противников. Теперь я убедился, что в поединке вы пренебрегаете евреем, но не гнушаетесь быть любовником его жены и прикрывать его именем вашего будущего незаконного ребенка. Надеюсь, вы признаете справедливым, если я воспротивлюсь такому дележу, и ваше сегодняшнее свидание буду считать последним. Самуил Мейер». — Боже мой! Рауль! Что ты узнал? — воскликнула Руфь, следившая с возрастающей тревогой за переменой в лице князя. К величайшему ее удивлению, князь вскочил с бешенством, на лице его появилось отвращение. — Признайся! Жена ты еврея Самуила Мейера или нет? — проговорил он глухим от волнения голосом. — Да! Но кто это тебе сказал? Рауль! Рауль! Ты пугаешь меня,— воскликнула Руфь, стараясь схватить его руку. Он резко оттолкнул ее. — Обманщица, ты уверяла меня, что ты итальянка. Пойми же, негодная, я задыхаюсь при мысли, что замарал себя прикосновением к омерзительной расе, которую от всей души ненавижу. Какое дьявольское стечение обстоятельств заставило меня полюбить еврейку, жену проклятого похитителя моего счастья! — 132 —
|