Поскольку род человеческий (для Маркса) отчуждает в капитализме свою сущность от себя, то род человеческий, потеряв свою сущность, потеряет единство. И в этой потере единства он рано или поздно придет к идее многоэтажного человечества. А идея многоэтажного человечества, в котором единство вида будет отменено (что и будет представлять собой новую и гораздо более тонкую разновидность фашизма), рано или поздно обязательно востребует гностическую метафизику. Ибо именно в гностической метафизике все доведено до предела: там есть «пневматики», то есть высшие люди, живущие духом, творчеством, интеллектом; «психики», живущие только эмоциями; «хилики», живущие только телом, только жратвой и пр. Раскачивание потребления рано или поздно приведет к формированию огромного количества обездушенных человеческих потребителей-скотов, над которыми начнут надстраиваться другие иерархии. Не иерархии суперпотребления, а «верхние этажи многоэтажного здания» — иерархии, отрывающие самих себя от «нижних этажей». В этом завершение замысла со всеми этими Большим Югом, Большим Дальними Востоком и так далее. Это гностическое, по большому счету, завершение, после которого человечество как единое целое перестает существовать. А как только оно перестает существовать как единое целое, гуманизма в том виде, в каком мы к нему привыкли, уже не будет. Никто ведь не запрещает директору совхоза или зоотехнику сокращать поголовье кур, если это полезно для совхоза и для потребителей куриного мяса. Почему тогда нельзя сократить количество «хиликов», если они не нужны? Почему нельзя растоптать «психиков», если они не одно с тобой человечество? Если они фундаментально, антропологически, метафизически другие? Что противостояло этому? И в чем (за пределами той конкретики, которой ни в коем случае нельзя пренебрегать) корни советского? Итак, первое — это советский опыт индустриального и даже постиндустриального коллективизма, о котором мы уже говорили. Это огромный опыт. Его наличие свидетельствует о том, что можно развиваться без атомизации, без разрушения коллективистско-традиционалистской солидарной сферы, без грызни вокруг «иметь», без разбуженного алчного состояния. Но тогда весь этот коллективистски-солидаристский материал — это не уголь для топки развития, который пока кидаешь — паровоз едет, а потом уже угля нет, и паровоз останавливается (именно так происходит в классических обществах Модерна). Это огромного значения опыт. И мы не имеем права его не осмысливать. На столь часто задаваемый мне вопрос «Что надо делать?» — отвечаю: осмысливать. Не можете книги писать — собирайте материал, пишите статьи, выявляйте отдельные аспекты проблемы. Учитесь. Находите тех, кто это может делать, чтобы они учили других. — 85 —
|