Суть времени. Том 1

Но если Соединенные Штаты не могут и не хотят уступить мировое господство и одновременно не могут обеспечивать его в режиме, условно говоря, «нового мирового порядка имени Киссинджера» — значит, они должны обеспечивать его иначе. Отсюда новый термин — «новый мировой беспорядок». Не ПОРЯДОК, а БЕСПОРЯДОК! Я впервые осознал серьезность этой концепции, когда начал знакомиться с работами Стивена Манна, который занимался приложениями теории хаоса в политике еще с 80-х годов XX века, а затем был высокостатусным дипломатом в разных странах, советником Госдепартамента по Каспию и т. д. Мне стало ясно, что это достаточно хорошо разработанная теория, использующая серьезный математический аппарат и одновременно выходящая на политическую практику.

Бжезинский отличается от Манна тем, что, во-первых, он старше. Во-вторых, он гуманитарен, а не технократичен. И в этом смысле он всегда глубже. В конце концов, вопросы-то стоят простые. Если твоя страна перестает быть привлекательной для инвестиций, то инвестиции начинают течь куда-то еще. Но если там, куда они текут, будет плохо, то у тебя будет хорошо. Все относительно. Что значит «хорошо»? Что значит ты «хороший» или «плохой»? Извините! Ты, может быть, очень плохой, но если все вокруг ужасные, то ты хороший. И инвестиции текут к тебе. Поэтому если в других точках мира сделать плохо, то у тебя будет хорошо. Почему не помочь конкурентам, чтобы у них стало плохо? И тогда у тебя станет хорошо. Это и есть фирменное блюдо Бжезинского — Обамы, отличающееся от блюда Буша — Киссинджера.

Но есть две вещи, в которых американская элита и глобальная западная элита едины. Скажу сначала об американской элите.

Высшая формула американской «реал-политик» звучит просто (хотя все делают вид, что ее не понимают): «Главный враг — это страна, которая в наибольшей степени приблизилась к неким потенциалам, дающим возможность бросить вызов американскому могуществу». Точка. Чем ближе страна приблизилась к уровню, с которого она может бросить вызов американскому могуществу, тем она опаснее. И совершенно наплевать при этом, какова ее идеология. Является ли эта идеология идеологией свободы и демократии, или идеологией авторитаризма, или любой другой идеологией (например, советизма) — неважно! Важно, что вы приблизились к уровню, с которого можете бросить вызов американскому могуществу. Советский Союз приблизился больше всего — он враг номер один. Китай приблизится больше всего — он враг номер один. Европа, консолидировавшись, приблизится больше всего — она враг номер один. Любой, кто приближается в наибольшей степени к уровню, когда можно еще только бросить вызов американскому могуществу, становится врагом номер один. В этом единый закон. Тут едины республиканцы и демократы.