|
— Ты прав, его действительно зовут Мигель, — ответил хозяин. — Видел его? — Нет. Говорят, он ни с кем не хочет говорить до боя. — Пообещай мне, что после корриды ты найдешь его. И приведешь ко мне… Или меня отведешь к нему. Все равно. — Хорошо. Ты готов? Не пора ли надевать туфли? — Пообещай. — Обещаю. Давай заканчивай одеваться. Как ты себя чувствуешь? — Лучше, чем когда бы то ни было, — честно ответил Рафи. Шут в который раз за этот день лишь недоуменно покачал головой. Спустя полчаса, уже стоя с плащом, намотанным на руку, у самых ворот, из которых ему предстояло выйти на арену, Рафи вдруг подумал, что, если сейчас победит бык, он так и умрет слепым. Страх окатил его ледяной волной. Из‑за гула толпы Рафи не слышал даже собственного дыхания. Хотя оно было тяжелым, сиплым, будто он только что одним махом взбежал на вершину горы. Пот стекал по лицу в три ручья. Колени противно подрагивали от напряжения и усталости, когда он замирал пред быком, чуть покачиваясь на носках. Сколько Рафи помнил, это был самый тяжелый его поединок. И вовсе не потому, что ему попался какой‑то особенный бык. Торо был нормальный. Не слишком хороший, но и далеко не плохой. Даже начинающий матадор с таким быком мог бы показать все свое искусство и сорвать раз‑другоЙ аплодисменты. Начинающий зрячий матадор мог бы… Рафи удалось сделать больше. Публика только что не ревела от восторга. Хотя среди сидящих на каменных ступенях амфитеатра не все знали, что перед ними выступает слепой матадор. Но сам Рафи знал, чего стоит его работа. Он был способен на большее. Но из‑за этого шума он боялся лишний раз рисковать. Стоило быку пробежать на несколько шагов дальше, Рафи почти переставал слышать и чувствовать его. Несколько раз его спасли только выработанная за этот год сверхъестественная интуиция и накопленный опыт. Лишь благодаря им, плащ оказывался там, где он должен был оказаться. Со стороны это не было заметно. Но сам Рафи знал, что едва избежал гибели, И сдавленные проклятия вперемешку с молитвой то и дело слетали с его обескровленных губ. Но главным все‑таки было не то, что публика шумела сильнее обычного. Для матадора это являлось лишь слабым оправданием собственной чрезмерной осторожности. На самом деле (и Рафи никогда бы в этом не признался даже самому себе) он попросту боялся рисковать. Еще вчера он стал бы работать куда опаснее и стал бы кумиром за один вечер. Еще вчера… Потому что вчера он не знал о том, что предсказание цыганки начнет сбываться. — 17 —
|