Маги

Лилиана нерешительно остановилась, видимо, сильно взволнованная и смущенная.

– Ну, что же, мисс Лилиана? Продолжайте! Я догадываюсь, что вам неприятно было известие о моем тайном браке, – с улыбкой заметил Супрамати.

– Вы правы, – откровенно призналась она. – Я была взбешена и настолько глупа, что смотрела на ваш брак с очаровательной женщиной, по-видимому, вполне достойной вас, почти как на личную обиду. В своем бешенстве я считала себя как бы свободной от моего обязательства вести честную жизнь, не понимая в своем ослеплении, что добродетель, главным образом, полезна тому, кто ее придерживается.

Несмотря на просьбы и убеждения Розали, я, очертя голову, окунулась во все светские беспутства, но сердце мое продолжало оставаться пустым, а в часы одиночества меня терзали угрызения совести, что я пренебрегла советами моего благодетеля. Чтобы наполнить эту пустоту и заглушить мучительное сознание, я бросалась во все крайности. Я искала сильных ощущений; играла на бирже и в рулетку, а кончила тем, что растратила все свое состояние на одной рискованной спекуляции. Я потеряла все, что имела, но это не особенно огорчило меня. Моя красота, на которую, казалось, ни время, ни излишества не имели никакого влияния, давала мне неистощимый источник богатства. Я никак не могла понять, отчего моя красота не увядает. Хотя мне стукнуло уже пятьдесят лет, а зеркало все отражало лицо двадцатипятилетней женщины. Мне часто приходило на ум, что я – вторая Нинон де Ленкло.

Однажды, этому будет уже лет семь, я почувствовала сильное нездоровье. Это удивило и испугало меня, так как уже более тридцати лет я не была больна. Я ощущала страшную слабость, свинцовую тяжесть в членах и невыразимое отвращение к жизни. Приглашенный мною доктор не мог найти органической болезни и пришел к заключению, что, очевидно, моя расстроенная нервная система вызывает эти болезненные симптомы. Предполагая, что я приближаюсь к сорокалетнему возрасту, он прибавил, что года имеют свои требования, и предписал мне полный отдых в течение нескольких месяцев в каком-нибудь уединенном месте, куда бы не достигал шум светских развлечений. Я должна была жить преимущественно на чистом воздухе, проводить как можно больше времени в лесу, пить молоко, придерживаться вегетарианского

режима, ничего не делать и никого не видеть, чтобы дать своему организму полный покой.

Я последовала этому совету и поселилась на одной уединенной ферме в южной Германии. Хозяева мои были бедные, простые, благочестивые и честные. Их маленькое имение было окружено лесом, что, как вам известно, большая редкость в наше время; но соседний старик-помещик, человек тоже отсталый, ни за что не соглашался продать лес. Я поселилась в этой глуши.